Колл не спорил. То, о чем говорил Огастес, было в основном, правдой. Мэгги Тилтон была особенной женщиной, которая, несомненно, стала бы хорошей женой какому-нибудь мужчине, но он не станет этим мужчиной. Правда, что он скорее хотел бы находиться именно там, где он находится — сидеть на краю каньона, глядеть на костры последних диких, опасных индейцев в Техасе, поедать жаркое из конины и сопротивляться погоде, замерзая ночью и обжигая кожу днем — чем жить в городе, быть женатым и покупать продукты в магазине. Мэгги была красива и мила, она еще может найти мужчину, который будет защищать ее. У него самого не было времени, чтобы защищать кого-то, кроме себя и своих товарищей. Так есть, и так будет, по крайней мере, до тех пор, пока индейцы, стоявшие лагерем под ними, не будут разбиты и рассеяны, чтобы больше не могли ходить в набеги, жечь фермы, уводить детей белых в плен и сеять панику среди поселенцев на южной окраине равнин.
Огастесу было скучно, и когда ему бывало скучно, он любил как можно больше дразнить своего друга. Колла раздражало, что он не мог просто заставить его помолчать. Была прекрасная тихая ночь. Время от времени он слышал ржание лошадей команчей со дна каньона.
— Я знаю одно, — сказал он. — Если бы я был команчем, у меня давным-давно был бы твой скальп. Ты так чертовски неосторожен. Тебе просто повезло, что ты выжил.
— Ну, что за дерзкие слова, — сказал Огастес. — Ты можешь потратить всю свою жизнь, пытаясь получить мой скальп, и не добыть ни волоса.
— Это хвастовство, – ответил Колл. — Ты всегда был с отрядом рейнджеров, вот почему не потерял свои волосы.
— Если я решаю рисковать, то предпочитаю это делать с женщинами, — сказал Гас. — Любой дурак может странствовать и добывать скальпы.
— Отправляйся обратно в лагерь. В любом случае сейчас не твоя очередь стоять на страже, — сказал ему Колл. — Я бы предпочел слушать уханье совы, чем твою болтовню.
Огастес немного обиделся, но не сделал попытки уйти.
— Интересно, что Джимми Уотсон и капитан рассказывали друг другу о женах, — сказал он. — Мне бы хотелось послушать некоторые из этих разговоров.
— О, это не твое дело, — ответил ему Колл.
— Жена капитана чудачка, — сказал Огастес. — Женщина, которая может потратить двадцать пять долларов в день, чертовски дорога для меня.
— Он богат, и она тоже. Я не думаю, что деньги имеют значение для них, — ответил Колл.
Огастес отказался от намерения втянуть своего друга в разговор о женщинах. Он быстро подошел чуть ближе к краю глубокого каньона.
— Посмотрите туда, Вудро, — сказал он. – Вот, пожалуй, и все, что осталось от воинственных команчей.
— Нет, это не все, — ответил Колл. — Там на западе есть еще несколько групп. Они называют себя Антилопами. Так что их еще много, однако и этих достаточно, чтобы внушить ужас большинству белых людей в стране к северу от Бразоса. Они однажды просто обглодают нас, в один день.
— Вудро, ты самый большой спорщик из всех, кого я встречал, — сказал Огастес. — Я всю ночь пытался воззвать к твоему здравому смыслу, а ты не согласился ни с чем, о чем я говорил. Зачем я вообще разговариваю с тобой?
— Я не знаю, но если ты замолчишь, то мы можем стоять в дозоре мирно, — сказал Колл.
Огастес ничего не ответил. Он стремительно подошел близко к месту, где сидел Колл и натянул свой длинный плащ до ушей, защищаясь от сильного ночного холода.
7
Бизоний Горб учил Голубую Утку, что самый безопасный момент для нападения на белого человека и, особенно, техасского рейнджера, тогда, когда человек сидит на корточках, справляя свои утренние потребности. Белые были глупы в выборе одежды, они носили узкие брюки, которые замедляли их движения, когда они садились испражняться. Голубая Утка, как и большинство воинов, носил только леггины, и даже их сбрасывал, если не было слишком холодно. Леггины не стесняли движения, если бы ему пришлось быстро вскочить на ноги. Но белый человек на корточках был похож на хромую лошадь: вы могли бы всадить в него стрелу или даже прыгнуть на него и перерезать ему горло, прежде чем он успел натянуть свои штаны и сбежать.
Голубая Утка знал, что прошлым утром они убили рейнджера. Он видел, как остальные мужчины вырубали своими длинными охотничьими ножами неглубокую могилу. Они даже посвятили долгое время на сбор камней и укладку их на могилу, чтобы защитить труп — глупый труд. Затем они спели какую-то песню смерти над камнями и поехали прочь.
Как только рейнджеры скрылись из поля зрения, Голубая Утка быстро разбросал камни и вытащил труп. Конечно, он был жестким, как дерево. Он привязал труп к своему пони и таскал тело белого человека весь день. Он остался в одиночестве. Остальные воины заметили трех антилоп и отправились их преследовать. Он сомневался, что они смогут догнать антилоп, но не пытался помешать им. У него еще хватало храбрости, чтобы преследовать техасцев в одиночку. Может быть, он сумеет убить Ружье В Воде или даже Большого Коня Скалла. В конце концов, даже Большой Конь когда-то ходит испражняться. Возможно, его можно будет достать стрелой, когда он будет сидеть на корточках.
В ту ночь, когда рейнджеры разбили лагерь, Голубая Утка сделал большой круг вокруг них, таща за собой труп. Он хотел положить мертвого рейнджера там, где его обязательно нашли бы его утром. Сначала, все-таки, он отвязал труп и стал рубить его. Он соскреб обледенелый скальп с черепа. Затем он отрезал гениталии этого человека и разрезал его брюшную полость. Он вытащил замороженные внутренности и разбил ребра мужчины большим камнем. С ним был маленький топор, который он нашел в сгоревшем доме на ферме возле Бразос.
Маленьким топором он отрубил ступни этого человека и выбросил их в каньон, чтобы рейнджер остался калекой в мире духов. Наконец, одним ударом топора он расколол череп человека. Затем он пустил три стрелы в ноги этого человека — свои стрелы. Он хотел, чтобы белые знали, что здесь был Голубая Утка, воин, равный своему отцу, Бизоньему Горбу.
В темноте он подтащил искромсанный труп как можно ближе к лагерю рейнджеров, так близко, как посмел подойти. Он не хотел, чтобы они уехали и не заметили труп, поэтому он оставил его рядом с лошадьми. Все это произошло всего за час до рассвета. Вскоре рейнджеры будут прятаться за камни, чтобы справить нужду. Он будет ждать поодаль. Возможно, Большой Конь выйдет, надеясь справить нужду в одиночестве. Если он придет, Голубая Утка, прежде чем попытается его убить, будет ждать, когда его брюки станут плотно облегать ступни.
Хотя было еще темно, он подошел к каньону, чтобы убедиться, что его лошадь все еще находится там.
Однажды, когда команчи подкрадывались к нескольким кайова, он не сумел удержать свою лошадь, пугливого пони.
Лошадь убежала, в результате чего он пропустил бой. Он вынужден был пройти пешком весь путь обратно в лагерь команчей, и этого унижения не забыл.
Во время возвращения к своей лошади он увидел Ружье В Воде. Другой, Серебряные Волосы Маккрей, сутулясь, шел назад к лагерю. Было холодно и туманно, и облако от дыхания Маккрея было белее тумана. Голубая Утка подумал, что Маккрей, конечно, увидел его, но Маккрей зашелся в приступе кашля, когда ковылял в сторону лагеря.
Он был почти у своей лошади, когда увидел, что Ружье В Воде идет вперед, с прекрасным ружьем в руках. Голубая Утка сразу решил убить его. Ружье В Воде вошел в небольшую ложбину у края лагеря и стал расстегивать штаны.
Именно тогда Голубая Утка совершил ошибку. У него было ружье и лук. Он предпочитал ружье, а луком владел плохо. За эту слабость его часто упрекал отец. Отец до сих пор практиковался каждый день, стреляя из лука в опунции, зайцев или все, что, по его мнению, помогло бы отточить мастерство.
Голубая Утка знал, что он мог бы легко убить Ружье В Воде пулей, но он еще не проверил, на месте ли его конь. Если он выстрелит из ружья, а его лошади не будет на месте, рейнджеры могут догнать и убить его. Он подумал, что лучше попытаться убить Ружье В Воде стрелой, для чего надо подползти чуть ближе. Он подкрался поближе и только начал натягивать лук, когда Ружье В Воде, все еще сидя на корточках, вскинул ружье и выстрелил в него. Голубая Утка только успел пустить стрелу, как пуля попала в него. Стрела пролетела мимо, над головой Ружья В Воде.