Огастес был озадачен замечанием о лошадином тепле, о таком виде тепла он никогда не слышал. Ему также не совсем было понятно по поводу монгольских варваров.
Капитан всегда рассказывал о далеких странах и народах, и Огастес никогда до этого не слышал о гуркхах, зулусах, зуавах и других. Часто с началом лекции им овладевало могучее желание спать. В данный момент так и было: он желал растянуться на большом камне, и пусть теплое солнце выгоняет из него холод.
Это Вудро Колл любил слушать рассуждения капитана об исторических войнах, оружии или разных боевых тактиках.
Капитан даже дал Коллу ветхую книгу о Наполеоне. Хотя книга состояла почти из одного переплета, Колл отнес ее в свои седельные сумки и как то прочел из нее одну-две страницы ночью у костра.
— Что такое лошадиное тепло, капитан? — спросил Огастес — он не хотел казаться равнодушным к наставлениям Айниша Скалла. Равнодушие может привести к тому, что Вудро возвысится над ним, а это было бы невыносимо.
— Лошадиное тепло? — переспросил Айниш. — О, ваш монгол утром отрезает кусок мяса и кладет его под седельное одеяло. Затем он весь день носится галопом с куском мяса между ним и спиной лошади. Ваш монгол может ездить в течение четырнадцати часов подряд. К тому времени, как он разобьет лагерь, мясо будет вполне готово, чтобы полакомиться им. Немного лошадиного тепла и много трения сделают свою работу.
— Четырнадцать часов под седельным одеялом? — удивился Огастес. — О, к тому времени оно будет сплошь покрыто конским волосом. Я сомневаюсь, что смог бы переварить конину, если бы она весь день находилась под седельным одеялом.
Капитан поднял бинокль — он осматривал каньон, где пасся немалый табун лошадей команчей.
— Бизоний Горб и его парни вряд ли откажутся от конины в настоящее время, — сказал он. — В этом табуне, должно быть, около тысячи лошадей. Интересно, что произойдет, если мы попытаемся напугать их пони.
— Нам надо найти хорошую тропу вниз, – ответил Колл, но капитан Скалл, казалось, едва услышал его. Он уже представлял себе грандиозную атаку.
— Эти краснокожие в своем зимнем лагере, — сказал он. — Я думаю, что они ленивы и сыты. Везде сушится мясо бизонов. Мы могли бы навалиться, как волк на стадо. Такого дельца вы бы никогда не забыли.
Огастес был раздосадован. Только он хотел растянуться и наслаждаться солнышком, как капитан решил разогнать табун лошадей команчей, и эта миссия, несомненно, будет опасной.
— Я думаю, что они довольно быстро прогонят лень, если мы доберемся до их лошадей, — сказал он.
Айниш Скалл, с биноклем у глаз, вдруг застыл. Он навел окуляры на одну из палаток в лагере команчей.
— Это он, джентльмены — я вам говорю. Это Бизоний Горб. Библия и меч! — возбужденно сказал капитан.
Колл напряг зрение, но с трудом видел палатки сквозь каньон. Огастес, чье зрение было притчей среди рейнджеров, видел людей, но они были размером с муравьев. Некогда у него была хорошая медная подзорная труба, но за несколько месяцев до этого он проиграл ее в карты. Он хотел бы обзавестись еще одной, но до сих пор приобретению столь полезного приспособления мешала бедность.
Айниш Скалл не двигался. Его бинокль все еще был направлен в ту же точку.
— Юный воин, которого вы преследовали, разговаривает с Бизоньим Горбом — я полагаю, что это его сын. Смелости у молодого волка — как у старого волка. Хотя вы всадили в него несколько пуль. Он сильно истекает кровью.
— Я думаю, что пуль не хватило, — сказал Колл. — Он добрался до лагеря.
— Да, и шельмец хорошо рассмотрел отряд, — сказал Скалл. — Он знает нашу численность — на самом деле, он даже сократил ее, проклятый бездельник. Он похож на мексиканца, сын из пленников, я полагаю. Вот, джентльмены, я поделюсь с вами своими стекляшками. Не каждый день вы имеете возможность увидеть Бизоньего Горба за завтраком.
Это не то, чего хотелось бы каждый день, подумал Колл, но бинокль охотно взял. Ему потребовался миг, чтобы сфокусировать его, и тогда он увидел человека с огромным горбом, Бизоньего Горба, личность, которая являлась кошмаром для южных равнин дольше, чем он и Огастес были рейнджерами.
Последний любезный взгляд Колла на этого человека имел место двенадцать лет назад, во время встречи за Пекосом. Теперь он стоял внизу. Молодая жена постелила для него бизонью шкуру, но Бизоний Горб отказался сесть. Он глянул вокруг, бегло осмотрев края каньона. Коллу показалось, что Бизоний Горб посмотрел прямо на него — или, по крайней мере, на большой камень, где все они сидели.
— Он ищет нас, капитан, — сказал Колл. — Он просто смотрел прямо на меня.
— Дай мне взглянуть, — сказал Огастес. — Он меня чуть не достал, дьявол. Дай мне взглянуть.
Колл передал Гасу бинокль. Когда Огастес навел его на Бизоньего Горба, этот человек все еще стоял, подняв голову, глядя в их сторону.
— Он постарел, но не умер, Вудро, — сказал Гас.
Когда он протянул бинокль капитану Скаллу, он почувствовал дрожь в желудке. Старый страх колебал его ум и, даже, его руки. Впервые он увидел Бизоньего Горба много лет назад при вспышке молнии, и это был для него самый страшный миг за все время бытности его бойцом на границе Техаса. Он сумел спастись от горбуна только благодаря ночной тьме, и еще потому, что бежал так, как никогда ни до, ни после в своей жизни. Тем не менее, у него остался длинный шрам на одном бедре, куда попало копье Бизоньего Горба.
— Ты видишь, Вудро? – спросил он. — Он все еще носит большое копье, подобное тому, которое застряло во мне.
— О, вы правы, сэр, — сказал Айниш Скалл, снова изучая Бизоньего Горба в бинокль. — У него в руке копье. Я полагаю, что он верен традиционному оружию.
— Почему бы и нет? — ответил Колл. — Он почти уничтожил весь наш отряд в первый раз, когда мы сражались с ним, и у него не было ничего, кроме лука, ножа и такого же копья.
— Опыт, как видите, — сказал Скалл. — Этот человек, вероятно, учился владеть таким оружием каждый день своей жизни, начиная с четырех лет.
Колл воевал с команчами так же безжалостно, как и любой другой рейнджер. И все же, глядя на них сквозь окуляры бинокля капитана Скалла, видя женщин, выскабливающих шкуры, и юношей, скачущих на своих пони, он испытывал тот же противоречивый зуд восхищения, что и в те времена, когда впервые воевал против Бизоньего Горба. Они были смертельными, беспощадными убийцами, но также они были и последними свободными индейцами на южных равнинах. Когда последний из них будет убит, или у них отберут свободу, их могущество исчезнет, и равнины вокруг него станут другой страной. Это будет более безопасная страна, конечно, но из нее исчезнет одна особенность — привкус дикости. Конечно, это станет благом для поселенцев, но поселенцы – это не вся история, далеко не вся.
Айниш Скалл опустил бинокль. Он перестал разглядывать индейцев и теперь смотрел в пространство.
— Это качество противника, ради которого стоит воевать, — сказал он. – Конечно, не оно заставляет вас воевать, для этого появляется повод, какой-то повод. Эти обожающие пытки изверги внизу — лучшие противники, которых я когда-либо встречал. Я намерен истребить их до последнего человека, если удастся, но как только это произойдет, я буду скучать по ним. — Он вздохнул и поднялся. — Когда мы закончим эту войну, думаю, что настанет время всыпать проклятым отщепенцам-южанам. Какие-то полученные навыки пригодятся в этом конфликте, позвольте мне заверить вас.
— Отщепенцы, сэр – сказал Колл, сильно озадаченный замечанием. — Я считал, что команчи являются последними отщепенцами.
Айниш Скалл улыбнулся и махнул рукой.
— Я не имею в виду этих бедных дикарей, — сказал он. — Я имею в виду щеголей-южан, которые уже сейчас угрожают отделиться от Союза. Это будет кровопролитие от Балтимора до Галвестона до конца конфликта, бьюсь об заклад. Этих южных парней я и называю «отщепенцами», и они отщепенцы, ей-богу. Я хотел бы отправиться на юг на моем прекрасном коне Гекторе и перебить всех повстанцев-щеголей между Чарлстоном и Мобилом, — капитан Скалл вложил бинокль в футляр и посмотрел на них двоих с легкой усмешкой. — Конечно, не все мятежники щеголи, джентльмены. Есть храбрость с обеих сторон, много храбрости. Вот почему это будет страшная война, когда она начнется.