Выбрать главу

— Там всего несколько белых, — сказал он своему отцу, указав в направлении верхней части каньона. — Я убил одного из них прошлой ночью, осталось мало. Мы можем убить их всех, если поторопимся.

— Я думаю, ты их так сильно напугал, что они сейчас удирают, — сказал небрежно Бизоний Горб. — Мы вынуждены будем преследовать их до Бразоса, чтобы убить, а я не хочу преследовать их. Я должен ждать Тихое Дерево и слушать, как он будет рассказывать мне, что я должен выращивать кукурузу.

Голубая Утка пожалел о том, что сказал. Его отец только насмехался над ним, когда сказал, что белые испугались его. Большой Конь Скалл не боялся его, Ружье В Воде и Маккрей тоже. Он хотел вернуться и убить техасцев, но Бизоний Горб уже отвернулся и уходил. Тихое Дерево вошел в лагерь, и нужно было оказать ему должное почтение.

Голубую Утку не интересовал сам старый вождь, но он слышал, что у Тихого Дерева было несколько симпатичных жен. Он был раздражен на женщин, которые перевязывали его раны, поскольку поскорее хотел пойти и посмотреть на жен Тихого Дерева.

— Поторопись, — сказал он Волосам На Губе. — Я должен идти и стоять рядом с моим отцом. Тихое Дерево уже здесь.

Волосам На Губе не нравился грубый мальчишка, щенок мексиканской женщины. Роза, мать мальчика, некогда была любима Бизоньим Горбом, но она сбежала и замерзла на реке Уошито. Теперь Жаворонок стала его любимицей — Жаворонок была молодой и пухлой — но он все еще проводил с Волосами На Губе много ночей, потому что она имела дар рассказчика историй. Она рассказала ему много историй о людях, животных, но не только о людях и животных. Она знала некоторых старых женщин команчей, которые были похотливы и полны злобы. Старухи прятались в кустах, подкарауливая молодых мужчин.

У Бизоньего Горба было немного жен, в отличие от Тихого Дерева и некоторых других вождей.

Он сказал Волосам На Губе, что слишком хлопотно иметь много жен. Он хотел экономить силы для охоты и для войны с белыми. Он любил слушать о женщинах, а, особенно, о старых похотливых женщинах, которые всегда прятались в кустах, пытаясь заполучить молодых юношей для совокупления с ними.

Много ночей Волосы На Губе лежала с Бизоньим Горбом, в то время как вокруг палаток дул холодный ветер. Волосы На Губе не была миловидной, и она не была молодой. Молодые женщины из племени задавались вопросом, почему такой великий вождь остается с ней, когда он мог бы получить самых молодых и самых красивых жен.

Эти молодые женщины не знали, как сильно он любил истории.

10

Клара распаковывала немного новой посуды для магазина, когда случайно подняла глаза и увидела Мэгги Тилтон, переходящую улицу. Мэгги слишком беспокоилась и шла, чтобы узнать о Вудро Колле. Каждые несколько дней Мэгги приходила с той же целью, думая, что Клара, возможно, получила какие-нибудь новости о рейнджерах. У Клары новостей не было, но она вполне понимала беспокойство Мэгги. Она сама забеспокоилась, когда несколько недель прошло без новостей о Гасе Маккрее. За исключением беспокойства, их позиции в отношении мужчин были противоположными: Мэгги жила одной надеждой, что Вудро Колл однажды отбросит сомнения и женится на ней, в то время как Клара делала все, что могла, чтобы подавить свое глупое увлечение Гасом Маккреем. Клара делала все, что можно, чтобы не выйти за Гаса, в то время как Мэгги возлагала все свои надежды на то, чтобы, наконец, выйти замуж за Вудро. Мэгги и Клара между собой говорили мало — не позволяло их разное общественное положение. Те немногие слова, что они произносили друг другу, как правило, касались только мелких покупок, сделанных Мэгги. Тем не менее, они стали если не друзьями, то, по крайней мере, женщинами, которые симпатизировали друг другу, потому что у них существовала общая проблема — проблема с мужской половиной.

Блюдца и чашки, которые Клара разворачивала и ставила на прилавок, были изящны — прочная коричневая керамика из Пенсильвании. Всего за день до этого у нее произошла небольшая размолвка с отцом по поводу керамики. Обычно Джордж Форсайт позволял Кларе самой выбирать, когда дело доходило до заказа посуды, но на этот раз он случайно просмотрел счет, и с ним чуть не случился припадок. Он снял пиджак, надел его обратно, затем сказал Кларе, что она обанкротит его своим импульсивным заказом, вышел из магазина и не возвращался в течение трех часов. Кларе было больше смешно, чем обидно по поводу небольшой истерии ее отца. Джордж Форсайт считал, что он и только он знал, что лучше подходит для респектабельных пограничных граждан, которые часто посещали их магазин.

Всякий раз, когда Клара заказывала что-то, что нравилось ей, даже если это был просто оловянный кувшин, ее отец неизменно приходил к выводу, что это прихоть. Скоро магазин будет наполнен вещами, которые нравились Клара, и которые клиенты либо не захотят их покупать, либо не смогут позволить себе их купить. За этим неизбежно последует разорение.

— Я держу магазин на этой улице с тех пор, как она стала улицей, — сообщил он своей дочери — иногда, когда он был особенно обеспокоен, он даже грозил ей пальцем. — И я знаю одно: люди в Остине не будут раскошеливаться на твои причудливые восточные товары.

— Ну, это не правда, папа, — протестовала Клара. — Миссис Скалл тратит на них деньги. Кроме того, почти все наши товары восточные. Это единственное, кажется, место, где производят настоящие товары.

— Что касается этой женщины, то я отношусь к ней не намного лучше, чем к блуднице, — сказал ее отец.

Большинство граждан Остина почтительно взирали на Джорджа Форсайта, они дважды выставляли его кандидатуру в мэры. Но Айнес Скалл смотрела на него сверху вниз, как и на любого торговца, и быстро сообщила ему об этом.

— Просто держись подальше от тарелок из Филадельфии, — сказал ей отец в самый пик истерии, прежде чем вышел. — Скромные тарелки и столовые приборы будут служить здесь отлично.

Достоинством коричневой керамики, как Клара хотела сказать ему, когда он остынет, была как раз скромность, и все же она притягивала взгляд и была достаточно прочной. Кларе очень нравилось смотреть и чувствовать ее. Она считала, что отец ошибается в данном случае.

В конце концов, она работала с ним в магазине десятилетие. Она чувствовала, что имеет право заказывать немного хорошей посуды время от времени, раз она знает в ней толк. Если Айнес Скалл понравится, она купит все это, так или иначе. Айнес Скалл всегда покупала все, что ей понравилось, были ли это образчик миленького сукна или два новых дамских седла, приглянувшихся ей.

Джордж Форсайт, увидев ее трясущегося старого дворецкого, нагруженного двумя новыми дамскими седлами, не удержался и спросил, зачем ей два.

— О, одно, конечно, для воскресенья, — заявила Айнес резко. — Я не могу пользоваться одним и тем же старым седлом семь дней в неделю.

— Но они совершенно одинаковы — заметил Джордж.

— Тем не менее, одно из них для воскресенья. Сомневаюсь, что вы поймете, сэр, — заявила Айнес, выметаясь из магазина.

Кларе очень понравился вид и ощущение новой керамики, и она была уверена, что ее отец неправ, полагая, что она не будет привлекать местные вкусы.

В конце концов, Остин уже не просто форпост на границе, как это было, когда ее отец и мать только открыли магазин. В Остине теперь появились респектабельные женщины, даже образованные женщины, и не все они были такими высокомерными, как Айнес Скалл. Саму Клару не волновал ни один из Скаллов. Знаменитый капитан дважды воспользовался отсутствием отца, чтобы попытаться познакомиться с ней, один раз даже попытался заглянуть ей под корсаж в жаркий день, когда она носила свободную одежду.

За это Клара закатила ему оплеуху — она считала, что вытерпела вполне достаточно от него, хотя он и известный человек — но капитан просто поклонился ей и купил себе пятнистый галстук. Но, нравится это или нет, Скаллы были слишком богаты, чтобы пренебрегать ими. Если бы не их расточительность, ее отец во времена, когда засуха иссушала поля и губила местный скот, всерьез бы тревожился по поводу банкротства, обвиняя Клару в доведении до него.

Хотя Клара знала, что его истерики, в действительности, касались не магазина, заказов или восточной посуды. Они начинались из-за того, что она не была замужем, хотя и была уже не юной. Жених за женихом терпели неудачу, добиваясь ее руки. Пролетал ее третий десяток, а она все так же оставалась на попечении у своего отца. Она должна была, по его мнению, давно стать добропорядочной женой, с трудолюбивым мужем, заботящимся о ней.