— О, мисс Форсайт, благодарю вас, — сказала Мэгги.
Она понимала, что получила огромный комплимент, один из настолько неожиданных, что он заставил ее засмущаться и умолкнуть. Многие годы она будет помнить импульсивное заявление Клары и вспоминать посетившее ее в этот момент счастье. Она также чувствовала легкое недоумение. Клара Форсайт была самой уважаемой и востребованной среди молодых женщин в Остине. Многие из ее клиентов, особенно молодые, боготворили Клару, несколько из них даже сделали ей предложение.
Мэгги не могла понять, почему женщина с таким положением, как Клара, желала бы ее дружбы, а еще меньше понимала, почему она хочет быть ее сестрой.
Клара поняла, что смущает ее покупательницу, и попыталась успокоить ее, обратив ее внимание на керамическую посуду.
— Мы только что получили эти чашки и тарелки из Пенсильвании, — сказала она. — Мой папа думает, что они слишком причудливы, но я думаю, что они прекрасны.
Мэгги согласилась, но она только на мгновение скользнула глазами по славной коричневой посуде.
Она должна была быть осторожной при покупках, чтобы не испытывать тоску по прекрасным вещам, которые она никогда не могла себе позволить.
Она очень любила красивые вещи. В один момент ее мысли останавливалась на каком-то кольце, платье или безделушке, и она с трудом думала о чем-то другом в течение нескольких дней. Она очень хотела произвести на Вудро впечатление хорошей хозяйки. Она никому не была обязана ни центом, и никогда не просила Вудро — или любого мужчину — заплатить ей хоть на цент больше, чем ей были должны. Она уже давно не требовала от Вудро Колла оплаты, когда он приходил к ней. Но он настаивал, оставляя деньги на тарелке или на подушке, если она отказывалась принять их.
Мэгги желала хотя бы на мгновение стать подругой Клары Форсайт. Если бы они смогли говорить откровенно, она чувствовала, что Клара бы поняла, почему она больше не хочет получать деньги от Вудро.
Улыбка Клары была открытой и дружелюбной, но не успела Мэгги насладиться своими маленькими мечтами, как вошел старик со спутанной бородой и протопал прямо между ними.
— Гвозди для подков? — спросил он Клару.
— Да, сэр, за спиной. Ларь справа, — сказала Клара.
Пока в магазине находился клиент, Мэгги понимала, что она не может разговаривать с мисс Форсайт о посуде, и еще меньше о чем-то другом. Кроме того, этот мужчина был также и ее клиентом. Его звали Калли Бэрнстоун, и он часто посещал ее в прошлом году. Его присутствие, когда он ссыпал в мешок гвозди для подков, поставило точку в разговоре, и Мэгги знала то, что она не должна даже на мгновение забывать. Она и Клара Форсайт не были сестрами и не могли быть подругами.
Кларе никогда не предлагали деньги за любовные утехи, и никогда не предложат. У нее могут быть собственные затруднения с Огастесом Маккреем, но она никогда не будет испытывать стыд, получая деньги от единственного человека в мире, которому она хотела бы отдаться.
Клара была раздражена старым Калли Бэрнстоуном, пришедшим именно тогда, когда она только хотела побеседовать с Мэгги, но ничего не могла с этим поделать. Магазин был открыт, и любой, кто хотел что-то купить, мог свободно войти. Когда мистер Бэрнстоун подошел к прилавку, чтобы расплатиться за гвозди, Мэгги отвернулась. Она равнодушно немного поблуждала вокруг, держа себя в руках. Она взяла капор и маленькую шляпу, но вернула их на место, не примеряя. В конце концов, она просто купила упаковку штопальных спиц и немного красных ниток.
— Благодарю вас, — проговорила она, когда Клара дала ей сдачу.
— Нет никаких новостей о тех диких парнях-бродягах, — сказала Клара. — Я полагаю, что они все еще на равнинах, отмораживают себе уши.
— Да, погода отвратительная. Я думаю, что они мерзнут, — ответила Мэгги, когда пошла к двери.
11
Когда Пи Ай отправился на север с рейнджерами в свою первую экспедицию, он был горд, как никогда в своей жизни. Мистер Колл, который нашел его на кукурузном поле, накормил его и убедил капитана Скалла испытать его в качестве рейнджера, подчеркнул, что это было всего лишь испытание.
— Нам нужны люди, и я думаю, что ты подойдешь, — сказал ему Колл несколько сурово. — Но ты будь бдителен и выполняй приказы. Я сказал капитану, что ручаюсь за тебя. Не опозорь меня теперь и не заставляй меня пожалеть о поручительстве.
— Я не подведу, сэр, я буду бдительным, — сказал Пи Ай, не совсем понимая, в чем должна проявляться бдительность.
— Если с тебя снимут скальп, не вопи, — сказал Гас Маккрей. — Люди нормально выживают после скальпирования, если не поднимают вой из-за этого.
Он сказал это, чтобы немного подшутить над мальчишкой, но большие серьезные глаза Пи Ая открылись чуть шире.
— А что это за процедура? — спросил он.
Длинный Билл Коулмэн, человек опытный, рассказал ему, какие были процедуры на каждый случай жизни рейнджеров.
Пи Ай хотел сделать все возможное, чтобы избежать скальпирования, но в случае, если это произойдет, он хотел знать, какие шаги он должен предпринять или не предпринимать.
— Просто сидеть спокойно и грызть палку, — сказал ему Гас, стараясь сохранить серьезное выражение лица. — Кто-то придет и зашьет твою голову, как только наступит временное затишье в бою.
— Зачем ты сказал ему это? — спросил Колл позже, когда он и Огастес чистили свое оружие. — Конечно, он будет выть, если потеряет скальп.
— Нет, не будет, потому что я научил его не делать этого, — сказал Огастес. — Но если меня скальпируют, то, я уверен, что ты услышишь несколько прекрасных завываний.
В походе на север в обязанности Пи Ая входила проверка каждую ночь ног лошадей, чтобы удостовериться, что ни одна лошадь не проткнула ногу колючками или небольшими камнями, отчего она могла захромать. В случае погони охромевшая лошадь могла бы подвергнуть всадника серьезной опасности. Пи Ай каждую ночь осматривал копыта и убеждался, что лошади были хорошо подкованы.
Затем начался мокрый снег, и он с трудом видел вблизи. Когда буря усилилась, он едва мог видеть свою лошадь. Ночью ему пришлось иметь дело с ногами лошадей в основном на ощупь. Его руки так замерзли во время работы, что он боялся, что может не заметить что-то в одном из копыт. Но ни одна из лошадей не хромала.
Дитс, негр, увидев, как Пи Ай пытается осмотреть копыта в темноте, принес ему свет и остался с ним, пока тот шел вдоль шеренги лошадей, поднимая их копыта одно за другим. Это было очень ответственное дело, которое Пи Ай никогда не забывал. Большинство людей оставались как можно ближе к костру, но Дитс покинул теплое местечко и пришел, чтобы помочь ему убедиться, что ноги лошадей были в порядке.
На четвертый день холодов Пи Ай стал думать о том, что лучше бы мистер Колл оставил его на кукурузном поле. С одной стороны он гордился тем, что он — рейнджер, с другой — он не знал, как ему пережить холод. Он так замерзал ночью и мучительным утром, что даже забыл об опасности быть оскальпированным индейцами, и даже смерти. Его мысли были только о том, как было бы хорошо находиться в хижине с большим очагом и шумным огнем. Было так холодно, что болели зубы. Он пытался быстро откусывать пищу небольшими кусками, чтобы холод не проникал в рот и не морозил его зубы еще сильнее.
Огастес Маккрей, который, казалось, не обращал внимания на холод, заметил, как Пи Ай украдкой откусывает крошечные кусочки, и решил, что не мешало бы еще немного подшутить над ним.
— Тебе следовало бы опустить подбородок вниз к рубашке, когда ты кушаешь при таком ветерке, — сказал он. — Если не проявлять осторожность, то ты обморозишь язык, и он отломается, когда ты будешь грызть палку.
— Отломается? — спросил Пи Ай в ужасе. — Как он может отломаться?
— О, от разговора, — ответил Гас с улыбкой. — Все, что тебе нужно сделать, это попросить чашку кофе, и твой язык упадет прямо в чашку.
Позднее Пи Ай рассказал Дитсу, что сказал ему мистер Маккрей, и они спокойно обсудили этот вопрос. Пи настолько осторожно открывал рот, что едва сам себя слышал.
— Твой язык внутри твоей головы, — подчеркнул Дитс. — Он защищен. Вот твой палец мне не нравится. Сейчас палец может отломаться, я думаю, или палец ноги.