Быстрый Мальчик не задавал больше вопросов, но он считал, что должен изложить свои взгляды на явную глупость того, что хотел сделать Пинающий Волк. Быстрый Мальчик был воином, ветераном многих битв с белыми и с мексиканцами. Он имел право высказать свое мнение.
— Если мы пойдем в Сьерра-Пердида, Аумадо убьет нас всех, — сказал он.
Пинающий Волк просто холодно взглянул на него.
— Если ты боишься его, тебе нечего идти, – ответил Пинающий Волк.
— Я не боюсь его, и я знаю, что пойду, если надо, — сказал Быстрый Мальчик. – Но мне не надо никуда идти, кроме как на поиски еды. Я просто хотел, чтобы ты знал, о чем я думаю.
Красный Барсук был того же мнения, что и Быстрый Мальчик, но он не хотел выражать свои мысли столь явно.
— Однажды, когда я был в Мексике, в моем колене застрял скверный шип, — сказал он. — Это был зеленый шип. Он вошел позади моего колена и почти напрочь съел мою ногу. Этот шип более ядовит, чем змея.
Он сделал паузу. Все молчали.
— С тех пор я не люблю ходить в Мексику, — добавил Красный Барсук.
— Вы и не должны идти, оба, — сказал Пинающий Волк. — После того, как Три Птицы и я уведем Бизоньего Коня, мы пойдем в Мексику одни.
Три Птицы посмотрел на небо. Он услышал перекличку нескольких гусей и поднял глаза, пытаясь их рассмотреть. Он очень любил гусей и подумал, что если гуси хотят опуститься где-то рядом, то он может попытаться поймать одного из них в силки.
Гуси были в небе, он видел их, много гусей, но они не будут садиться где-то поблизости. Они летели очень высоко, почти столь же высоко, как и облака. Никто бы даже не заметил их, но у Трех Птиц был хороший слух, и он всегда мог услышать гусей, когда они пролетали над ним, даже если они были высоко в облаках.
Он ничего не сказал по поводу Мексики. Конечно, риск был, по его мнению, но если Пинающий Волк хотел туда пойти, этого было достаточно для Трех Птиц. На совете он редко высказывал свои мысли. Он любил держать свое мнение при себе и не смешать его случайно с мнениями других воинов, или женщин, или еще кого-нибудь.
Его мысли были его достоянием, и он не хотел сотрясать ими воздух. Из-за его стойкой привычки держать свои мысли при себе некоторые команчи считали, что он немой. Они думали, что он слишком глуп, чтобы говорить, и были озадачены тем, что Пинающий Волк вложил столько сил в его обучение.
Иногда даже сам Пинающий Волк раздражался молчанием Трех Птиц, его нежеланием высказать свое мнение.
— Что с тобой? — спросил он Трех Птиц однажды. — Ты никогда не говоришь. Где твои слова? Ты настолько глуп, что забыл все слова?
Три Птицы немного обиделся на грубые слова Пинающего Волка. Когда Пинающий Волк задал ему этот вопрос, Три Птицы встал и на неделю покинул лагерь. Он не считал нужным оставаться здесь, если Пинающий Волк собирается грубить ему. Он не забыл слова, и будет произносить их тогда, когда почувствует необходимость этого. Он не считал, что должен говорить праздные слова только потому, что у Пинающего Волка появилось настроение послушать его.
Кроме гусей, которые не желали садиться, Три Птицы, глядя на небо, увидел, что похолодает еще сильнее. На некоторое время придет очень сильный холод. Будет больше снега и больше крупы.
— Когда ты украдешь Бизоньего Коня? — спросил Красный Барсук.
Красный Барсук был полной противоположностью Трех Птиц. Он не мог удержаться от своих вопросов или долго молчать. Красный Барсук часто говорил, даже тогда, когда ему нечего было сказать, или кто-то вообще хотел бы его услышать.
Пинающий Волк не ответил болтливому молодому воину. Он думал о юге и о том, как будет разгневан Большой Конь Скалл, когда он проснется и обнаружит, что его огромный боевой конь пропал.
15
Мэгги смогла определить по походке, что мужчина за дверью был пьян. Походка была шатающейся, и мужчину сильно приложило о стену, хотя было только раннее утро. Мужчина, пьяный в это раннее время настолько, что не мог идти прямо, наверно пил всю ночь. Эта мысль заставила ее очень беспокоиться, так беспокоиться, что она решила не открывать дверь. Пьяный мужчина вполне может быть жестоким, он может избить ее или разорвать одежду. Может быть, он быстро потеряет сознание — такое случалось с сильно пьяными мужчинами — но это самое малое, что она может ожидать, если откроет дверь пьяному. Некоторые пьяницы просто валялись на ней, не в состоянии прийти к финишу. Иногда предпринимаемые усилия могли растрясти желудок мужчины. Не раз мужчины сваливались с нее или пачкали ее кровать рвотой.
Для Мэгги никогда не было легким делом открыть свою дверь мужчине. Как только дверь была открыта, она попадала в плен. Если там стоял скверный или жестокий мужчина, то для нее наступали плохие времена. Иногда, конечно, клиент за дверью был просто немного несчастным человеком, у которого умерла жена.
Те мужчины, которые просто хотели немного удовольствия и комфорта, не приносили проблем. Мужчинами, которых она боялась, были те, которые хотели наказать женщин. Это была главная опасность ее профессии. Мэгги пережила много жарких, отчаянных времен, имея дело с такими людьми.
Впрочем, она всегда открывала дверь. Не открыть ее — это могло привести к серьезным последствиям, даже к смерти. Мужчина по ту сторону двери может рассвирепеть настолько, что сломает дверь, и тогда хозяйка пансиона вышвырнет ее вон.
По крайней мере, ей придется заплатить за дверь.
Кроме того, клиент может пойти к шерифу и пожаловаться ему. Он может заявить, что она украла у него деньги, или обвинить ее в чем-то другом. Слово любого человека, самого бесчестного, для шерифа значило больше, чем слово проститутки. Потерпевший клиент может пожаловаться своим друзьям и вызвать у них недовольство. Несколько раз банды мужчин ловили ее, подстрекаемые каким-то недовольным клиентом. Воспоминания об этом ужасны. Боясь иногда открыть дверь, Мэгги все же никогда не позволяла себе забыть, что она — шлюха и должна жить по определенным правилам, ведь для мужчины одного осознания того, что она открывала дверь предыдущему клиенту, а ему нет, достаточно, чтобы вышибить ее.
Тем не менее, это была ее комната. Она чувствовала, что может, по крайней мере, дать себе время на застегивание платья. Это было важно для нее, чтобы ее платье было скромно застегнуто, прежде чем она пустит мужчину к себе в комнату. Она знала, что это может показаться нелепым, так как мужчина с улицы приходит как раз для того, чтобы за деньги расстегнуть то же платье, которое Мэгги только что застегнула. Она чувствовала, что если она когда-нибудь откроет дверь в расстегнутом платье, она потеряет все надежды в отношении себя. Было достаточно времени, чтобы делать то, что она должна была сделать, когда мужчина заплатил деньги.
Она осторожно открыла дверь и испытала сильное потрясение: мужчина, который только что брел по коридору, был молодой рейнджер Джейк Спун, который состоял в отряде всего несколько недель. Он был настолько пьян, что упал на колени и держался за живот. Но увидев Мэгги, он поборол свой желудок и протянул руку, чтобы она помогла ему встать.
— О, мистер Спун, — сказала Мэгги. — Вы заболели?
Вместо ответа Джейк Спун пополз мимо нее в ее комнату. Оказавшись внутри, он поднялся на ноги и пошел, пошатываясь, через всю комнату к ее кровати. Он сел на кровать и стал стаскивать с себя сапоги и расстегивать рубашку.
Джейк Спун молча посмотрел на нее. Его, казалось, озадачил тот факт, что она все еще стоит в дверях.
— У меня есть деньги, — сказал он. — Я не обманщик.
Затем он стащил свою рубашку, бросил ее на пол, и встал, держась за спинку кровати, чтобы не упасть. Даже не глядя на нее, он расстегнул свои штаны.
Мэгги почувствовала, что ее сердце упало. Джейк был техасским рейнджером, хотя и недавно в отряде. Все годы знакомства Мэгги с Вудро Коллом рейнджеры знали, что между нею и Вудро существовала взаимная привязанность. Это была еще не та привязанность, которую жаждала Мэгги. Если бы так было, она не стала бы арендовать дешевую комнату и открывать свои двери перед пьяными незнакомцами.