Поэтому Моди знала, что она пропащая. Когда ворвались воины, она кормила маленькую Сэл. Это было ее последнее мгновение безмятежного спокойствия. Ее схватили прежде, чем она смогла добраться до пистолета. В ту ночь, когда Тана начал насиловать ее, Моди поняла, что ее жизнь с Уильямом Кларком умерла навсегда.
Уильям не считал, что она заслуживает возвращения.
Даже от детей, если их не вернут быстро, он может отречься. Но Моди старалась не думать об этом. Она должна была сделать все, чтобы сохранить своим детям жизнь.
Она должна была видеть, что они получают тепло и пищу, и что они не провоцируют своих похитителей, отставая от них или плача.
Как только они оказались на равнинах, резко похолодало, и одежда стала их первой заботой. Их ферма находилась на юге. Все они были легко одеты. Все, что осталось от ситцевого платья, в котором она была, было несколько кусков, обвязанных вокруг ее бедер. Когда холода усилились, индейцы позволить ей укутывать детей ночью небольшим старым одеялом. У нее самой не было ничего. Она еще не оправилась от рождения маленькой Сэл, погибшей от рук ее похитителей. Она просыпалась утром после нескольких минут беспокойного сна с кровью, замерзшей на ногах. Она боялась какое-то время, что может умереть от потери крови, но этого не произошло, хотя время от времени она так слабела, что перед ее глазами все плыло.
К счастью пожилой человек, которого звали Быстрая Антилопа, был не таким жестоким, как Тана. Он тоже мучил ее, но без исступления, и был доброжелателен к детям. Когда она не могла уговорить их поесть, Быстрая Антилопа варил суп, от которого они не отказывались. Однажды, когда Тана стал бить ее тяжелой палкой, убивая на его глазах, Быстрая Антилопа отобрал у него палку и заставил его успокоиться.
Имя старшего воина она узнала не сразу. Первым, чье имя она узнала, был Тана, молодой человек с глазами, пылающими глубокой ненавистью, человек, который жестоко избивал ее и придумывал для нее самые замысловатые мучения. Это Тана бил ее горящими ветками из костра, насиловал ее дольше всех и плевал в нее, когда она пыталась сопротивляться.
Ночью после того, как они оставили Эдди, Моди зарыдала и не могла остановиться. Она представляла себе, как ее мальчик лежал в редкой траве с разбитой головой, умирая в одиночестве, и стена, которую она возвела в своей душе, рухнула.
Она зарыдала так громко, что все воины рассердились. Бесси и Дэн испугались. Они пытались успокоить ее, но Моди не могла успокоиться.
Эдди был мертв, маленькая Сэл была мертва. Слезы лились ручьем, и она не могла их остановить, хотя Тана потащил ее через огонь за одну лодыжку и ударил ее так сильно, что выбил один из передних зубов. Но, понеся такие утраты, Моди едва чувствовала удары или ожоги. Она плакала до тех пор, пока у нее не осталось сил плакать. Команчи, отвратительные и страшные, наконец оставили ее в покое. Начал падать снег, опускаясь с холодного неба на темные равнины.
Наконец Моди встала и закутала обрывком одеяла Бесси и Дэна. Они смотрели, как большие снежинки опускаются в костер, заставляя его шипеть.
Тана по-прежнему смотрел на нее через костер, но Моди сидела рядом со своими детьми и избегала его взгляда.
Тана настаивал, чтобы Быстрая Антилопа, Сатай и Большая Шея немедленно отправились в их главный лагерь, с пленными белыми детьми и четырнадцатью лошадьми, которых они похитили. Лошади были не теми тощими лошадьми, которых Пинающий Волк всегда воровал у бедных фермеров вдоль реки Бразос. Эти лошади питались прекрасной травой. Это были сильные упитанные лошади, какие нравились Бизоньему Горбу. Тана считал, что Бизоний Горб будет поражен лошадьми. Он хотел, чтобы другие воины поторопились и отвели лошадей и двух детей в лагерь Бизоньего Горба. Двое детей были крепкими. Они легко перенесут путь, и могут быть проданы, либо оставлены для работы в лагере.
Тана желал остаться наедине с белой женщиной и замучить ее до смерти, чтобы отомстить белым, которые убили его отца. Давным-давно, когда Тана был моложе этих пленных детей, его отец, Черная Рука, отправился со многими другими вождями на большие переговоры с белыми в доме совета. Белые гарантировали вождям безопасность. Когда они шли в палатку для переговоров, белый вождь попросил всех лидеров команчей и кайова оставить свое оружие снаружи. Многие из вождей, в их числе Черная Рука, не хотели этого делать, но белые поклялись. Некоторые вожди решили, что надо будет проявлять осторожность. У них не было оснований доверять белым, и они не доверяли им.
Некоторые из вождей тайно пронесли в палатку, по крайней мере, ножи.
Они были правы по поводу осторожности. Белые сразу же попытались арестовать всех вождей, заявив, что не отпустят их, пока те не вернут всех белых пленников.
Отец Тана, Черная Рука, возразил, что он никогда не соглашался возвращать каких-либо пленников, но белые были самонадеянны и сказали вождям, что все они будут закованы в цепи. Вожди немедленно выхватили ножи и закололи несколько белых.
Затем они бросились из палатки, но палатка была окружена стрелками, и все, кроме четырех вождей, были немедленно убиты или взяты в плен. Черная Рука был ранен в бедро и попал в плен. Той ночью белые солдаты пытали его раскаленными штыками и в первой половине дня повесили, но не на веревке, а на тонкой цепочке, так что он умирал долго. Затем, поскольку Черная Рука был самым значительным вождем, приехавшим на переговоры, белые отрезали ему голову и держали ее в мешке. Они сказали, что вернут голову только тогда, когда все белые пленники вернутся в Остин.
Но было уже слишком поздно требовать всех пленников. Четыре сумевших бежать вождя рассказали всем племенам о лживости и предательства белых. Часть пленников, удерживаемых племенами, тогда были немедленно замучены до смерти.
Мать Тана отправилась в Остин, чтобы выпросить голову мужа. Она хотела положить ее рядом с телом, чтобы его дух успокоился. Но белые просто смеялись над ней и выгнали ее из города. Один белый человек отхлестал ее по ногам кнутом, отхлестал так сильно, что у нее до сих пор остались шрамы.
Тана был молод, но он ждал всю свою жизнь, чтобы захватить белого человека, которого мог пытать, чтобы отомстить за своего отца, чью голову белые так и не вернули. Они даже потеряли мешок, в котором она хранилась. Никто не знал, куда девалась голова Черной Руки.
Хотя он уже и обесчестил и избил белую женщину, то, что он сделал, было ничто по сравнению с тем, что он собирался сделать, когда Быстрая Антилопа и другие заберут лошадей и уйдут. Из-за белых и их предательства у него не было отца, некому было воспитывать его, когда он рос. Он горько тосковал по отцу. Пытки тощей белой женщины не восполнят его потерю, но утешат его.
Быстрая Антилопа, однако, не соглашался уходить.
— Мы должны привести всех пленных к Бизоньему Горбу, — настаивал он. — Тогда, если он позволит тебе забрать женщину, ты сможешь забрать ее. Женщины помогут тебе в том, что ты хочешь сделать.
— Мне не нужна помощь никаких женщин, — сказал Тана. — Я хочу сделать это здесь и хочу сделать это сейчас. Возьмите лошадей и уезжайте.
Большая Шея, хотя и знал Черную Руку и понимал причины, почему Тана хотел пытать женщину, согласился с Быстрой Антилопой. Тана был только одним из участников набега и самым молодым. Женщина не принадлежит ему одному.
Сатай не участвовал в споре с Тана. Он следил за тем, чтобы украденные лошади не разбрелись. Сатай думал, что белая женщина умрет в любом случае, в ближайшее время. Ее груди опухли от молока, которым она кормила младенца, убитого ими. Из ее грудей весь день капало молоко, и ее ноги были в крови. Она подняла большой шум ночью, плача о погибших детях, которых нельзя было вернуть. Хотя Быстрая Антилопа и Большая Шея были правы, сказав Тана, что женщина принадлежит не одному ему, Сатай отдал бы ему ее. Она будет жить всего несколько часов. Даже если она выживет до их прихода в большой лагерь, женщины расправятся с ней. Они расправляются с белыми женщинами получше, чем этот юнец.
Сатай думал, что глупо было столько спорить из-за одной женщины. Солнце взошло уже некоторое время назад.
Им надо было ехать. Но Тана — упрямый юнец. Он не устанет спорить.
Быстрая Антилопа и Большая Шея, однако, проявляли твердость. Он может прыгать и угрожать, но они не собирались отдавать ему женщину.