— Подожди, — сказал Бизоний Горб, когда Голубая Утка собирался уходить. — Ты можешь увидеть Пинающего Волка, пока будешь бродить.
— Могу, — ответил Голубая Утка.
— Он должен мне шесть лошадей, — заявил Бизоний Горб. — Если он увел много лошадей у техасцев, он отдаст мне мои шесть. Скажи ему, чтобы привел их в ближайшее время.
— Он не приведет их. Он слишком жадный на лошадей, — сказал Голубая Утка.
Бизоний Горб не ответил. Порыв ветра забросил мокрый снег на маленькую теплую площадку под скалой. Бизоний Горб сбил снег со своего одеяла и уставился на огонь.
3
К утру Огастес Маккрей так устал, что от слабости утратил способность разговаривать. Рассвет от мокрого снега был серый, равнина от мокрого снега тоже была серой. Не на чем было остановить глаза на однообразной равнине: ни дерева, ни хребта, ни возвышенности, ни холма, ни склона, ни животного или птицы.
Огастес вообще ничего не видел, хотя всем было известно, что у него самое острое зрение в отряде. Равнина была настолько широкой, что, казалось, можно постоянно заглядывать за ее край, и за ним тоже ничего не будет.
Огастес, как и остальные рейнджеры, находился в седле тридцать шесть часов. Перед тем, как началась погоня, он не спал всю ночь, распутничая и пьянствуя. Теперь он так устал, что едва не лишался рассудка. Были среди его товарищей такие, которые считали, что именно чрезмерное распутство и пьянство привело почти в одночасье к поседению волос Гаса. Но по его собственному мнению слишком долгие разъезды утомили его волосы так, что они потеряли цвет.
Сейчас, когда он смотрел вдаль, горизонт, казалось, раскачивался. Это выглядело так, как если бы равнину переворачивали, как тарелку. Желудок Огастеса, хотя и был почти пустой, тоже стал переворачиваться. В какой-то миг у него было ощущение, что небо оказалось под ним, а земля — над ним. Ему хотелось увидеть что-то определенное — антилопу, дерево, что угодно — чтобы избавиться от тошнотворного чувства, которое он испытал, когда земля оказалась сверху. Стало настолько плохо, так кружилась голова, что в один момент он увидел, что его лошадь находилась над ним, а ее ноги упирались в небо.
Чем больше Гас размышлял над этим, тем больше он злился на капитана Скалла.
— Если он не остановится на завтрак, мне остается только спешиться прямо здесь и умереть, — сказал Гас. — Я так вымотался, что путаю верх с низом.
— Полагаю, что он остановится, как только достигнет Канейдиан, — сказал Колл. — Не думаю, что это произойдет намного дальше.
— Ну конечно, и я сомневаюсь, что Северный полюс тоже находится намного дальше, — сказал Гас. — Зачем он привел нас сюда? Нет здесь никого.
Колл тоже устал. Все люди устали. Кое-кто спал в седле, несмотря на холод.
В таких условиях Колл только пытался наблюдать за остальными, чтобы никто не отстал или не заблудился. Хотя равнина и выглядела полностью плоской, но это было не совсем так. Встречались овраги, столь мелкие, что не были похожи на овраги, и возвышенности, столь пологие, они, казалось, не были возвышенностями. Рейнджер мог отъехать на небольшое расстояние от отряда для отправления естественных потребностей, и вот только что он отзывался на окрик, затем пересекал овраг или возвышенность и исчезал навсегда. Отряд исчезал из поля зрения через несколько минут. Человек, потерявшийся на Льяно, будет блуждать, пока не погибнет от голода, или пока не достанется команчам.
Колл хотел полностью сосредоточиться на наблюдении за тем, чтобы никто не отстал. Было досадно отвлекать внимание от такой важной задачи, чтобы отвечать на вопросы Гаса, особенно, если на эти вопросы Гас сам должен был знать ответ.
— Он привел нас сюда, чтобы поймать Пинающего Волка и вернуть украденных лошадей, — сказал Колл. — Ты считаешь, что он вел нас этим путем только, чтобы прогулять наших лошадей?
Впереди они видели Айниша Скалла, его пальто было белым от мокрого снега, и он ехал в том же постоянном темпе, что и весь путь. Лохматая шерсть Гектора парила от тающего снега. Колл только мог удивляться тому, как долго Гектор мог ехать без отдыха. Может быть сто миль, или все двести? Капитан находился далеко впереди отряда. Издалека он казался очень маленьким, несмотря на свою огромную лошадь. Однако если присмотреться поближе, то впечатление быстро менялось.
Никто не считал Айниша Скалла маленьким, когда его глаза сверлили их во время того, как он отдавал приказы или распекал. Тогда все помнили, что он был капитаном техасских рейнджеров, и рост не имел никакого значения.
Перед глазами Огастеса все еще плыло. Горизонт все еще качался, но разговор с Вудро немного помог. Вудро Колл был слишком практичным, чтобы путать вверх с низом, он, вероятно, никогда не путал небо с землей.
— Он не собирается ловить Пинающего Волка, — сказал Гас. — Я полагаю, что причина его необычного бегства объясняется тем, что он боится того, кого преследует. Если хочешь знать, он, как правило, по-настоящему преследует только тех, кого знает, что сможет поймать.
Колл думал о том же, хотя и не намерен был обсуждать это перед другими.
Он не хотел сомневаться в своем капитане, но ему казалось, что погони и преследования для капитана Скалла были игрой. Пинающий Волк опережал их почти на день, и ненастная погода затрудняла поиски следов. Айниш Скалл не любил поворачивать назад свой отряд, так же, как не считал нужным отворачиваться в сторону, когда выплевывал табачный сок. Он, казалось, думал, что может одной только силой воли удерживать врага перед собой до тех пор, пока не измотает его. Но Пинающий Волк заманил капитана на Льяно, которое было чужой территорией. Пинающий Волк не поддавался ничьей воли, даже Бизоний Горб был бессилен, если сведения были верны.
Наконец Огастес заметил какое-то движение в небе, первый признак того, что жизнь на земле все же есть.
— Посмотри, Вудро. Я думаю, что это гусь, — сказал Гас, указывая на темное пятно в сером небе. — Если он подлетит поближе, я попытаюсь его подстрелить. Жирная гусятина была бы прекрасным завтраком.
— Гуси летают стаями, — напомнил ему Колл. — С чего бы это здесь летать одному гусю?
— Ну, может быть он заблудился, — предположил Гас.
— Нет, птицы не могут заблудиться, — ответил Колл.
— Птица, настолько глупая, чтобы летать над этим местом, вполне может заблудиться, — сказал Гас. — Это место настолько пустынное, что в нем мог бы заблудиться даже слон.
Птица, когда подлетела поближе, оказалась большой голубой цаплей. Она пролетела прямо над отрядом. Несколько человек посмотрели на нее и почувствовали некоторое облегчение. На всех давила серая пустыня, которую они преодолевали. Вид живого существа, пусть даже и птицы, вселил в них небольшую надежду.
— Я еще кое-что вижу, — сказал Гас, указывая на запад. Он увидел движущееся пятно, очень слабое, но он был уверен, что оно движется в их направлении.
Колл посмотрел в том направлении и ничего не увидел, что вызвало у него досаду. Вновь и вновь ему приходилось убеждаться в том, что Огастес Маккрей превосходит его во всем, что касается зрения. Глаза Гаса просто видели дальше, чем глаза Колла, и это было неоспоримым фактом.
— Я полагаю, что это Знаменитая Обувь, — сказал Гас. — Самое время, что бы этот мошенник вернулся.
— Он не мошенник, он наш разведчик, — ответил Колл. – В чем его мошенничество?
— Да его самостоятельность, — заметил Огастес. — Какой толк от разведчика, который уходит и не приносит сведений каждые два или три дня? И, кроме того, он обыграл меня в карты.
— Индеец, который может обыграть белого человека в карты — наверняка мошенник, — поддержал Длинный Билл.
— Я думаю, он отсутствовал так долго, чтобы найти следы Пинающего Волка, — сказал Колл.
Несколько минут спустя они увидели реку Канейдиан, узкий поток, пересекающий неглубокую долину. Деревьев на ее берегах не было.
— Вот и обманутые надежды, — сказал Огастес. — Вот мы и на реке, и здесь нет ни одного жалкого деревца. Придется сжечь наши стремена, если мы захотим развести костер.
Тут Колл увидел Знаменитую Обувь — Айниш Скалл только что получил от него доклад. Колла поразило то, что Знаменитая Обувь подошел так быстро. Всего несколько мгновений назад, казалось, разведчик был так далеко, что Колл даже не видел его, но теперь был уже здесь.