— Я не профессор, их есть немало в Гарварде, — сказал он.
— Победите их и возвращайтесь домой, сэр, — посоветовал он, провожая Айниша к двери.
То, что он встал со своего кресла и сам проводил Айниша к двери, была большая любезность, и Айниш знал это — в конце концов, для провода посетителей был дворецкий. Любезность, несомненно, была оказана благодаря нежным воспоминаниям историка о его матери.
— Я бы на вашем месте оставил ту девушку Оглиторп в Джорджии, — сказал старик, когда он стоял в двери, глядя на Бостон, который не мог видеть. — Она не причинит много вреда, если останется в Джорджии, запах Оглиторпов не разносится так далеко.
Но все-таки мясной запах, а не воспоминание о старом, ворчливом историке, пробудил Айниша Скалла от его холодного сна в желтом каньоне. То, что он почувствовал, был запах приготовленного мяса.
Он чувствовался не постоянно, а периодически, каждые несколько минут, когда запах приносил ветер, меняя направление.
Скалл осторожно осмотрелся. Земля была изломана и неровна. Возможно, кто-то еще расположился лагерем позади одного из бугров, готовя оленя или свинью.
И все же, костер давал бы дым, а он не видел дыма.
Это мясной сон, сказал он себе. Я мечтаю об оленине и свинине, потому что у меня в желудке урчит от голода. Я так голоден, что во сне чую запахи.
Его единственной пищей накануне было три голубя — он подкрался к ним в полумраке раннего утра и сбил их с насеста палкой. Он обжег жирных птиц на небольшом костре и съел до наступления рассвета. Он знал, что находится в области старого убийцы, Аумадо, и не хотел стрелять из ружья в течение нескольких дней. Поэтому, как правило, Айниш Скалл постился.
Он видел людей, убитых в сражении, потому что страх и ужас заставили их потерять контроль над желудком или кишечником. Во время сражения, с его точки зрения, боец должен оставаться голодным. Не время пировать, когда начинается бой.
Все-таки он был человеком, и не мог быть полностью невосприимчивым к запаху жареного мяса. Затем он уловил движение на запад. Через мгновение в поле его зрения появился койот с торчащими ушами, бегущий к горным хребтам на юг. Койот двигался целенаправленно, возможно, он также учуял запах мяса. Возможно, в конце концов, это был не запах во сне, который заставил его проснуться в Желтом Каньоне.
Скалл решил, что может также последовать за койотом, ведь у того было лучшее обоняние, чем у него, и он приведет его к мясу, если там есть мясо.
Он шел в течение двух часов, держа койота в поле зрения. На длительные промежутки времени он терял запах мяса полностью, но потом, когда ветер менялся на южный, он снова его чувствовал. Между двумя серыми горными хребтами он потерял койота. Местность незначительно повысилась. Он пересекал столовую гору, или плато, почти лишенное растительности.
Запах теперь стал постоянным, настолько постоянным, что Скалл мог с уверенностью сказать, что готовили не мясо оленя или свиньи: это была конина. Он часто ел конину во время походов на Запад и не думал, что мог ошибиться в своей догадке. Где-то рядом готовили конину. Но почему запах относило почти на дюжину миль к каньону, где он спал?
Затем Скалл начал замечать следы, много следов. Он пересекал маршрут значительного переселения. Было несколько следов лошади, но большинство мигрирующих людей были пешими. Некоторые были босы, некоторые носили мокасины. Были даже следы собаки. Это выглядело так, как будто целая деревня перемещалась через безлюдное плато.
Тут Скалл увидел дым, который, казалось, поднимался с земли, впереди от него в миле или более. Дым поднимался как будто от скрытого костра. Он не знал, как поступить дальше, но почувствовал себя в опасности. Он был как на ладони, на голой столовой горе, где только что прошло более ста человек. Скалл быстро осмотрелся, надеясь увидеть хребет, холмик или участок шалфея, что-либо, где можно было укрыться, даже нору, куда он мог заползти, пока наступит темнота, но не было ничего. Кроме того, он был обут в сапоги с твердой подошвой, и его следы были как дорожный знак для любого острого глаза.
Скалл развернулся и поспешил назад к своему последнему укрытию, постаравшись стереть или, по крайней мере, затоптать свои следы. Внезапно он почувствовал себя в гораздо большей опасности, чем это когда-нибудь было во все годы его военной службы. Его охватила какая-то паника, желание спрятаться до наступления темноты. Потом он мог вернуться и раскрыть тайну дыма и запаха приготовленного мяса.
Скалл торопился назад, зачищая как можно тщательней свои следы. Последний хребет был скалистым. Он был уверен, что сумеет зарыться под одним из камней и находиться в безопасности до ночи.
Тут он увидел старика, подходящего к нему вдоль его собственных следов. Он видел его всего мгновение, и вспомнил что-то, о чем говорил Знаменитая Обувь.
— Аумадо всегда будет позади тебя, — сказал ему Знаменитая Обувь. — Не ищи его впереди. Когда он захочет тебя, он появится, и он будет позади тебя.
Память вернулась слишком поздно. Черный Вакейро просто шел по следу, оставленному его сапогами. Старик, казалось, был в одиночестве, но Скалл знал, что его люди должны были быть где-то поблизости.
Старик не дожил бы до преклонного возраста, если бы был глупцом.
Скалл решил, что будет просто продолжать идти с опущенной головой, делая вид, что не заметил Аумадо, пока тот не будет в зоне досягаемости выстрела.
Лучше всего он стрелял из положения лежа. Когда расстояние достаточно сократится, он просто упадет на землю и выстрелит. Одним хорошим выстрелом он сумеет уничтожить Черного Вакейро, старого бандита, который преследовал поселенцев вдоль границы так же жестоко, как Бизоний Горб — поселенцев вдоль северных рек.
Конечно, бандиты, вероятно, подбежали бы к нему и убили его, но зато Скаллу не пришлось бы умирать дома. Его брат свалился с китобойного судна у Гебридов и утонул. Его дядя Фортескью выпил отравленный квас в Черкассии, а его отец пробовал кататься на коньках на льду замерзшей реки Миннесота и был убит группой индейцев кри. Скаллы умирали ярко, но никогда не в собственной постели.
Скаллу надо было пройти всего сто ярдов, прежде чем Аумадо окажется на расстоянии выстрела. Он не хотел рисковать, стреляя с дальнего расстояния. Три минуты займет у него путь в сто ярдов. Затем ему придется выбирать между несомненным мученическим концом и очень сомнительной дипломатией. Если он выберет дипломатию, то будет жить до тех пор, пока Аумадо не позволит ему умереть, возможно, после нескольких дней пыток. Это выбор, который не делали его предки. Его брат не хотел падать с китобойного судна, его дядя Фортескью понятия не имел, что квас был отравлен, а его отец просто катался на коньках, когда его зарубили кри.
Скалл шел навстречу. Аумадо был уже на расстоянии выстрела. Скалл не стрелял.
Слишком любопытно, что это был за дым, сказал он себе.
Возможно, он посчитает меня такой прекрасной добычей, что пригласит на обед.
Затем он увидел справа от Аумадо четырех маленьких темных мужчин. С левой стороны от него появился высокий человек на пятнистой лошади. Черный Вакейро, действительно, был не один.
На мгновение Скалл дрогнул. Всего шесть человек были против него. У Аумадо не было оружия. Единственный бандит был тощим человеком на пятнистой лошади. Скалл мог выстрелить в него, захватить лошадь и бежать. Его боевой дух повысился. Он собирался уже прицелиться из ружья, когда, взглянув через плечо, увидел к своему изумлению еще четырех темных мужчин позади себя, на расстоянии тридцати ярдов. Они выросли, как будто из-под земли, и у них были болас, короткие ремни из сыромятной кожи с камнями на концах, которые мексиканцы бросали в ноги рогатого скота или оленя, чтобы опутать ноги и свалить на землю.
Скалл не стал целиться. Он знал, что слишком долго думал. Теперь надо было выбирать дипломатию. То, что темные люди выросли ниоткуда, тревожило. Он перед этим тщательно осмотрел местность и никого не видел. Но они были там, и жребий был брошен.