Несмотря на доброжелательное отношение Гоу Гиббонса, Мэгги как всегда немного переживала, увидев, что шериф поднимается по ее лестнице. Это могло означать, что ее попросят выселиться, или что-то в подобном роде.
Шериф сильно хромал из-за раны, полученной во время мексиканской войны. Ему потребовалось некоторое время, чтобы подняться по лестнице. Все, что Мэгги могла сделать, это стоять и ждать, задаваясь вопросом, что она такого могла сделать, чтобы удостоиться посещения шерифа.
— О, что случилось, Гоу? — спросила она.
Она знала Гоусуэрта Гиббонса задолго до того, как он стал шерифом. Перед мексиканской войной он зарабатывал себе на жизнь подковкой лошадей.
— Кто-то пожаловался? — спросила она.
Гоусуэрт Гиббонс улыбнулся своей широкой, доброжелательной улыбкой и до ответа последовал за Мэгги в ее комнату.
— Никаких жалоб, Мэг, — ответил он ей. – Случилось то, что может случиться с любым парнем.
Мэгги была шокирована, когда увидела у него в руке деньги. Он пришел к ней как клиент, чего никогда не происходило за все годы их знакомства.
Ей потребовалось время, чтобы осознать это.
Шериф предупредительно повернулся спиной, когда спускал свои штаны. Тем не менее, даже со спины Мэгги увидела, что кожа на его ногах была завита странным образом. На коже были черные точки, как будто Гоу Гиббонса посыпали перцем.
Тогда она вспомнила то, что слышала о его военной ране — он сильно обгорел, когда рядом с ним взорвался бочонок пороха, поразив порохом и осколками его ноги.
— Моя жена разочаровалась во мне, Мэг, — сказал шериф. — Я думаю, что она просто не может больше терпеть мои сожженные ноги.
— О, Гоу, — сказала Мэгги.
Он говорил так печально, когда упомянул свою жену, что общение с ним стало менее трудным.
15
Айниш Скалл скоро обнаружил, что Аумадо не хотел его слишком быстрой или слишком легкой смерти от голода. Через день один из темных людей, в обязанность которого входило наблюдение за клетками, опускал ему маленький кувшин воды. Хотя он поначалу и страдал от головокружения из-за высоты и пространства и постоянного раскачивания клетки — ее раскачивал, казалось, самый легкий ветер, — Айниш Скалл постепенно убедился, что старик хочет, чтобы он жил. А к чему же тогда вода? Возможно, он обдумал предложение о большом выкупе и изменил свое мнение. Хотя, учитывая обжигающее презрение Аумадо, думать об этом, вероятно, было слишком оптимистично.
Возможно, Аумадо вовсе не хотел, чтобы он жил, а только пытался продлить как можно дольше его мучения от голода, отсюда и свежая, прохладная вода. Первый кувшин имел такой же приятный вкус, как еда.
Размышляя о своем состоянии — подвешенный с утеса, на двухсотфутовой высоте и с безбрежным пространством вокруг себя — Скалл скоро пришел к мысли, что он сам хочет выжить, независимо от того, чего добивается Черный Вакейро. У него было хорошее здоровье, он не был ранен и находился в здравом уме.
Оценивая ситуацию трезво, он понял, что часто чувствовал себя более безнадежно в руках жены, чем в клетке Аумадо. Его темперамент был таков, что он обожал чрезвычайные ситуации. Собственно говоря, большую часть своей карьеры он потратил на их поиски. Сейчас он оказался в столь чрезвычайной ситуации, какую любой человек мог только желать. Немногие его братья по Гарварду так успешно попадали в экстремальные условия. Это была хорошая история, чтобы рассказать ее во Дворе[12], когда он когда-то окажется там.
Конечно, чтобы иметь удовольствие рассказать, он сначала должен был справиться с проблемой выживания. На практике это означало обеспечение себя пищей, а доступными, в первую очередь, были птицы. Единственная возможная альтернатива — черви. Его опыт натуралиста подсказывал ему, что земляных червей можно было найти почти везде. Он мог бы немного их добыть из утеса Аумадо, но, вероятно, лишь немного.
В птицах не было никакого дефицита. Клетка привлекала их, не только орлов и стервятников, но и других. В первое утро он поймал голубя и двух горлиц. Штаны, принадлежавшие Тадуэлу, которые теперь носил он, были рваными. Скалл немного распустил одну штанину и подвесил трех птиц на нитки. В семье Скалла дичь всегда подвешивали, обычно на три дня, прежде чем готовить ее. Он не видел никаких причин нарушать семейные традиции.
Далеко внизу он видел жителей деревни. Немногие из них смотрели вверх. Они, несомненно, видели многих людей, висевших и умиравших в клетках.
Каждый день Аумадо сидел на своем одеяле и смотрел вверх, но, однако, не невооруженным глазом. Скалл видел блики солнца на стекле и понял, что Аумадо наблюдает за ним в бинокль, взятый, несомненно, у какого-то убитого офицера или путешественника. Поняв это, он приободрился.
Презрение или не презрение, но, по крайней мере, он заинтересовал старика. У Скалла теперь был зритель, и он захотел устроить для человека на земле хорошее шоу.
Когда Скалл обыскал карманы грязной одежды Тадуэла, он нашел маленький инструмент, который пропустил, когда искал патроны. Это была пилочка, используемая, чтобы подправить прицел ружья или опилить ногти. Это было не бог весть что, но хоть что-то. Хотя у клетки, в которой он качался, было прочное днище, в нем были трещины. Скалл проявил большую заботу, чтобы не потерять пилочку, пока он был в здравом уме.
Он мог вести календарь, царапая риски на стене утеса, и он немедленно начал это делать.
Скалл немного знал геологию. Он посещал лекции мистера Лайелла[13], которые тот читал во время своего первого визита в Америку, и даже завтракал с этим великим человеком в Вашингтоне. Ему пришло в голову, что на каменном утесе позади него могли быть окаменелости или другие геологические останки, останки, которые он мог бы исследовать. Чтобы не потерять пилочку, он вынул еще одну нитку из штанины и привязал один конец ее к инструменту, а другой — к решетке клетки.
К счастью, он был невелик собой и мог пропустить свои ноги сквозь прутья клетки. Сильно раскачивать ими было самым лучшим упражнением. Он забавлялся, представляя себе то, что думает Аумадо, наблюдая за тем, как он шевелит ногами. На этот раз ему достался интересный пленник, немного более изобретательный, чем негодяи крестьяне, сидевшие, бывало, в клетке.
Если не хватало еды, Скалл говорил себе, что, по крайней мере, виды, доступные ему, были великолепны. Утром он видел, как туман поднимался на далеком пике, как вставало красное солнце. Ночами, хотя и холодными, прекрасно мерцали звезды. Скалл не слишком преуспел в астрономии, но он разбирался в созвездиях и каждую ночь имел возможность наблюдать за ними в пронзительной и мирной чистоте неба.
На четвертый день было облачно. Утром побрызгал дождь, что было приятно, позволив Скаллу обмыться. Но затем последовал туман, столь плотный, что он не видел землю. Это значительно ухудшило его настроение. Ему нравилось смотреть вниз, наблюдать за жизнью лагеря и видеть, что Аумадо наблюдает за ним. Это было состязание между ними, бостонцем и майя, когда он видел его. Каждый день он должен был наблюдать за своим врагом. Время от времени, сквозь туман он видел крылья одного из больших стервятников. Один стервятник подлетел настолько близко, что он видел, как птица повернула голову и посмотрела на него. Старческий глаз птицы напомнил тогда ему Аумадо. Схожесть была настолько велика, что на мгновение испугала Скалла. Это выглядело так, как будто старый майя превратился в птицу и подлетел, чтобы посмеяться над ним.
Весь день Скалл был угрюмым, угрюмым и обескураженным. При всем его умении в ловле птиц, в ведении календаря, его раскачивании ногами он все же был подвешен с края утеса в клетке, и пути вниз не было. Противостояние не могло длиться день или неделю. Оно могло длиться ровно столько, сколько он считал нужным висеть в клетке и поедать сырых птиц по прихоти старика, который сидел на одеяле далеко внизу.
На следующий день, тем не менее, пришел сверкающий солнечный свет, и настроение Скалла улучшилось. Большую часть утра он тщательно изучал утес над собой. Они опустили его приблизительно на семьдесят футов, по его мнению, и веревка, на которой была подвешена клетка, казалась крепкой. Но стена утеса, если бы он решил подняться по ней, была отвесной. Он мог распилить крепления клетки своей драгоценной пилкой и выбраться. Но, если бы он решился карабкаться вверх, он знал, что должен делать это пораньше, пока у него все еще оставались силы. За неделю или две скудного питания и стесненных условий в клетке он ослабнет до такой степени, что никогда не сумеет вскарабкаться на утес, а даже если и сумеет, то не справится с темными людьми, вооруженными мачете.