Перл не знала, как вернуть их счастье, но она знала, что его, возможно, никогда не будет, если Билл не перевезет ее в место, где не будет никаких индейцев, и где она почувствует себя в безопасности. Если он не хочет переезжать в более безопасный город, то самое меньшее, что он может сделать — это остаться дома и защищать ее. Мысль об отъезде Билла так пугала ее, что недавно, дважды, когда она шла по улице, она столь занервничала, что обмочилась к своему большому стыду. Теперь у нее не было никакой уверенности, и она ничего не могла предугадать. Команчи приехали однажды и сделали с ней все, что хотели. Никто не мог дать гарантию, что они не приедут снова.
Длинный Билл заплатил за свое виски и шел домой под узким серпом мартовской луны. Накануне швырнуло немного снега, и часть его сохранилась в затененных местах около домов. Снег хрустел под ногами, когда он приблизился к дому, где жили они с Перл.
Было поздно, за полночь. Длинный Билл надеялся, что его жена спит, но когда он вошел на цыпочках, он увидел, что лампа у кровати все еще светится. Перл лежала, опираясь на подушку, рядом со светящейся лампой, с Библией на коленях.
— Перл, если ты молилась, то уже достаточно, давай потушим лампу и попытаемся уснуть, — сказал он.
Перл не хотела. В течение многих часов, пока Билл пил в салуне, чтобы оттянуть возвращение домой к ней — Перл знала, чем именно он занимался, и знала, что изнасилование было тем, что отталкивает его — она молилась Господу, чтобы он показал ей способ вернуть их счастье. Наконец, всего за только несколько минут до того, как Билл вошел в дверь, к ней пришло видение, что такой путь есть — видение столь яркое, что могло прийти только от Господа.
— Билли, оно явилось ко мне! – воскликнула она, вскочив с кровати в волнении.
— Ну, что именно, Перл? — спросил Длинный Билл, немного озадаченный внезапным порывом своей жены. Он надеялся проскользнуть в кровать и проспаться. Он был просто пьян, но стало ясно, что это будет нелегко.
— Я знаю, чем ты можешь заняться, когда уйдешь из рейнджеров, — сказала Перл. — Это явилось ко мне, пока я молилась. Это видение от Господа.
— Перл, я могу быть только рейнджером, я не умею больше ничего, — сказал Длинный Билл. — Каково твое мнение? Скажи мне и давай ложиться в постель.
Перл была немного обижена бесцеремонным тоном ее мужа. Кроме того, он пошатывался на ногах, что свидетельствовало о степени его опьянения, чего она не могла одобрить. Но она отнюдь не потеряла веру в свое Богом посланное видение.
— Билли, ты можешь проповедовать толпе! – заявила она. — Нашего проповедника убили во время набега, и его жену также. Здесь, в городе, есть церковь. Я знаю, что ты станешь прекрасным проповедником, как только наберешься опыта.
Длинный Билл был так потрясен заявлением Перла, что тяжело упал на один из стульев, в результате чего слабая перекладина вылетела, как это часто бывало и раньше. Раздраженный, он выбросил перекладину в открытое окно.
— Нам нужен стул получше, чем этот, — сказал он. — Я устал от этой проклятой перекладины, которая всегда вылетает, когда я сажусь.
— Я знаю Билл, но Форсайты мертвы, и магазин закрыт, — сказала Перл, ужасно разочарованная ответом Билла на ее предложение.
Она уже убедила себя, что он будет рад стать проповедником, но он явно был не в восторге. Он просто выглядел раздосадованным, каким он бывал большую часть времени после своего возвращения.
— Разве ты не услышал меня? — спросила она. – Такой солидный, как ты, я знаю, сумел бы стать прекрасным проповедником. Городу нужен проповедник. Один из дьяконов содержит церковь, но он не может внятно говорить, и он скучный, чтобы его слушать.
Длинный Билл почувствовал сильное раздражение.
В первую очередь, потому, что Перл не было никакого дела до того, что наступило столь позднее время. Сейчас она довела его до того, что он сломал стул, и это все из-за мысли настолько глупой, что, если бы он был в лучшем настроении, то просто рассмеялся бы.
— Перл, я не умею читать, — заметил он. — Я слышал, как читали вслух часть Библии, но это было давным-давно. Единственный стих, который я могу припомнить - это о зеленых пастбищах, и, пожалуй, еще один, где немного облачно в моих мыслях.
Длинный Билл сделал паузу, заметив, что его жена находится на грани слез. Когда Перл рыдала, слезы у нее не бежали струйками. Как только она начинала рыдать, мудро было принести вместительное ведро или, по крайней мере, тряпку достаточного размера.
— Я не знаю, кто тебе внушил такую мысль, милая, — сказал он самым нежным тоном, который мог изобразить. — Если я стану проповедником, то думаю, что мальчишки со всего города будут смеяться надо мной.
Перл Коулмэн все же не была готова отказаться от своего Богом посланного видения. Вера должна свернуть горы. Очень просто убедить Билла, что вера и его солидная внешность были всем, с чего он должен будет начать карьеру проповедника.
— Я умею читать, Билли, — сказала она. — Я очень хорошо умею читать. Я могу прочитать тебе текст утром перед церковью, а затем ты мог бы на основании его прочесть проповедь.
Длинный Билл просто покачал головой. Он чувствовал настолько глубокую усталость, что готов был уснуть прямо на стуле.
— Ты не помогла бы мне справиться с моими сапогами, Перл? — спросил он, вытянув ногу. — Я устал до крайности.
Перл помогла своему мужу снять сапоги.
Позже, в постели, она плакала, очень тихо. Затем она встала, вышла на улицу и нашла перекладину от стула, которую Длинный Билл выбросил в окно. Неизвестно, как много времени пройдет, пока магазин вновь откроется, а им, между тем, нужны были свои стулья.
20
Старый Бен Микелсон был так страшно напуган во время великого набега команчей, что, как только стало ясно, что он пережил его, он осмелился подать прошение об отставке.
— Уходишь, и куда же? — спросила его Айнес Скалл. За пару минут до этого она взяла в руки длинный черный кнут.
В особняке Скалла, конечно, было мало места, чтобы использовать кнут в полную силу, и старый Бен, когда встал вопрос о его шкуре, оказался на удивление проворным. Он стрелой мчался через залы и умудрялся удерживать тяжелую мебель между собой и своей разъяренной хозяйкой. Все, что удалось Айнес — это ударить старого дворецкого несколько раз по плечам гибким кнутом прежде, чем она выгнала его наружу, где загнала в угол на высоком крыльце.
— Уходишь, и куда же, ты, паршивый старый дурак? – спросила Айнес, помахивая кнутом взад и вперед.
— О, назад в Бруклин, мадам, — ответил Бен Микелсон.
Он раздумывал над риском прыжка с крыльца. Было не так, чтобы высоко, но и не то, чтобы низко, и у него не было желания сломать лодыжку или любую другую конечность.
— В Бруклине нет никаких краснокожих индейцев, — добавил он. — В порядочном Бруклине человек может не бояться увечий.
— Ты получишь больше, чем увечье, если попытаешься подать мне прошение, — прошипела ему Айнес. – Где, по-твоему, что я смогу найти другого дворецкого в этой пустыне? Если ты уедешь, кто, по-твоему, подаст бренди и портвейн?
Она взмахнула кнутом, но неуклюже – в своих поединках с Айнишем она, в основном, использовала кнут больше в качестве дубинки. Старый Бен Микелсон уклонился от удара и спрыгнул с крыльца. Приземлился он, однако, неудачно. Одна лодыжка подвернулась так болезненно, что, когда Айнес Скалл последовала за ним и попыталась начать крепкую порку, Бен Микелсон был вынужден отползать подальше.
Это зрелище повеселило взор Огастеса Маккрея, подъезжавшего рысью со стороны города.
Старый Бен Микелсон полз вниз по длинному склону к холодильнику над родником, а Айнес Скалл следовала за ним, пытаясь стегать его кнутом. Ничто, что происходило в особняке Скалла, сильно не удивляло Огастеса. Одно было очевидно в этой стычке: если бы мадам Скалл использовала арапник, а не кнут, возможно, она причинила бы больше вреда старому дворецкому. Гас подъехал как раз вовремя, чтобы услышать ее заключительный комментарий.