После нескольких дней боев и отступления на юг отряд Ли Лина остановился на отдых в распадке. Раненых к этому времени было уже много. Осмотрев всех, Ли Лин приказал тем, кто получил одно ранение, нести оружие и сражаться, как обычно; тем, кто получил два, – помогать толкать обоз; имеющих много ранений он велел уложить в повозки. Что до убитых – их придется оставить здесь, в пустыне.
Тем же вечером, обходя лагерь, Ли Лин заметил женщину, переодетую мужчиной. Приказав обыскать обоз, он обнаружил таких больше десятка. Несколько лет назад, когда в провинции Гуаньдун уничтожили банду разбойников, их жен и детей переселили сюда, в западные провинции. Многие из женщин повыходили замуж за ханьских солдат, охранявших границу, или просто оказывали им услуги определенного рода. Они-то и увязались за отрядом, спрятавшись в повозках.
Ли Лин, недолго думая, приказал с ними расправиться. Про мужчин, которых они сопровождали, никто не сказал ни слова. Женщин увели в темноту ночной лощины. Какое-то время оттуда раздавались пронзительные крики, и лагерь застыл, напряженно прислушиваясь. Потом все стихло.
Утром хунну впервые за долгое время осмелились напасть, и войско Ли Лина вновь дало им отпор. Больше трех тысяч варваров остались лежать на поле боя. Ханьцы, доведенные до крайности их тактикой постоянных, изматывающих булавочных уколов, вложили в эту схватку все свое раздражение.
И снова они ползли на юг, по старой дороге на Лунчэн. Хунну вернулись к прежним методам и двигались следом, на расстоянии. На пятый день ханьский отряд забрел в болото – такие иногда встречаются в этой пустынной местности. Вокруг, сколько хватало глаз, простерлось поле сухого тростника; мерзлая грязь доходила до колен. Хунну обошли их с наветренной стороны и подожгли заросли; ветер мгновенно раздул пожар, который распространялся с огромной скоростью. Ли Лин сразу велел пустить встречный огонь, чтобы создать защитную полосу, и тем спас войско от пламени, но марш через болото стал настоящей пыткой.
Прошагав всю ночь по грязи, без сна или привала, они наутро выбрались к подножию горы, где их поджидали основные силы хунну. Всадники и пехота сошлись в отчаянной схватке. Чтобы спастись от смертоносной вражеской конницы, Ли Лин, бросив обоз, укрылся со своими людьми в редком лесу на склоне горы. Здесь, под защитой деревьев, ханьские лучники наносили врагу огромный ущерб. Когда сам шаньюй и его охрана показались на передовой, на них обрушился град стрел; белый конь шаньюя встал на дыбы, перебирая в воздухе передними ногами, и предводитель варваров в синем одеянии полетел на землю. Двое телохранителей, не спешиваясь, подхватили его с двух сторон, другие мгновенно сомкнулись вокруг них, и вся группа исчезла из виду.
После нескольких часов ожесточенного боя противника удалось отбросить. Хунну потеряли убитыми несколько тысяч, но погибло и около тысячи ханьцев.
От пленного, захваченного в тот день, Ли Лин узнал, что происходило во вражеском стане: шаньюй был поражен стойкостью и силой ханьских ратников, которые не испугались армии, в двадцать раз превосходящей их численностью. Видя, как отряд Ли Лина отходит все дальше и дальше на юг, шаньюй заподозрил, что его заманивают в ловушку и где-то поблизости скрываются более значительные силы. О подозрениях он сообщил своим военачальникам, и те согласились, что это вполне вероятно, – но если шаньюй во главе десятков тысяч всадников не сможет справиться с горсткой пехоты, то непоправимо потеряет лицо. Верх одержали те, кто советовал продолжать: решено было преследовать силы Ли Лина еще сорок или пятьдесят ли, пока они двигаются вдоль горной цепи, и атаковать, когда выйдут на равнину. Если же и тогда победить не удастся, то придется послать на север за подкреплением.
Услышав это, Хань Яньнянь и другие командиры впервые подумали, что, быть может, у них все же есть шанс спастись.
Утром нападения хунну возобновились с удвоенной силой – очевидно, как и говорил пленный, они хотели под конец измотать противника. Атаки повторялись больше десятка раз в день. Войско Ли Лина, отчаянно отбиваясь, продолжало двигаться на юг.