Несмотря на то что обе истории в чём-то перекликаются, Ся Жухай, о котором я говорил ранее, не заслужил такого и не мог дойти до того, чтобы оказаться в положении несчастного заключённого с номером 313. С точностью до наоборот: спустя пару десятков лет, вполне возможно, жизнь его сложилась хорошо. Например, он вышел на пенсию после работы на каком-то заводе.
Очки для страдающих старческой дальнозоркостью надвинуты на нос, руки сложены за спиной, праздно и неспешно он прогуливается по улице, следит за тем, как добрые старики-соседи играют в шашки или карты. А может, пристроился к женщинам, танцующим на площади, показывает им, как надо двигаться. Наверняка его сопровождает собака, с собой у него термос с крепко заваренным чаем, а ещё в его жизни непременно есть яркая полоса света, отражающаяся на поверхности реки в предзакатных сумерках, и южная осень, глубокая и необъятная.
Вполне возможно, он по-прежнему живёт в том узком переулке, в маленьком доме с красными стенами рядом со столбом линии электропередачи. Наверное, долгие годы прожив по одному адресу, он привык к этому месту, так что ему уже не хочется его покидать. В прошлом году сын дал ему пачку денег, сказав, что спустя столько лет дому нужен ремонт. А он опять увильнул от ответа и палец о палец не ударил.
Ся Сяомэй, так ли сложилась его история? Ся Сяомэй, если ты увидишь эту заметку, прошу понять, что я не воспользовался в корыстных целях твоим настоящим именем и именами твоих близких, однако надеюсь, что ты с лёгкостью узнаешь знакомую историю и тебе несложно будет догадаться, что я хотел сказать. Ты наверняка не забыла всего этого. Если ты пожелаешь и тебе это будет нетрудно, ты можешь связаться со мной через редакцию журнала, сообщить о том, как сложилась твоя судьба после того, как оборвалась связь между нами, и живёт ли твой брат так, как я это себе представляю.
Ты так и будешь молчать?
2016
Гневный взор
перевод О.Ю. Сайфутдиновой
Старый Цю умел возводить стены. Только подайте ему кирпичи да известковый раствор, и за ним два-три каменщика не угонятся. Ещё он умел охотиться, с одного выстрела мог уложить кабана и ни в чьей помощи не нуждался, разве только чтобы мясо на верёвочках развесить. Ещё он был рослый и крепкий; когда несколько молодых парней тащили в гору огромный бетонный столб, сгибаясь от тяжести, изнывая от усталости, ехидничал: «Зануды, что ж вы так медленно тащите эти палочки для еды?» Взмахивал рукой, веля носильщикам отступить, затягивал потуже пояс, вскрикивал и одним махом закидывал тяжеленный столб весом цзиней эдак в триста[10] себе на плечо, чем приводил рабочих в такое изумление, что они потом не решались в очередной раз просить прибавки к зарплате.
Такие исключительные качества, да ещё тот факт, что под руководством Цю в деревне увеличилось производство зерна, привели к тому, что за два года характер у него постепенно испортился. Он стал позволять себе появляться на улице без шляпы и в расстёгнутой одежде; то и дело сыпал бранными словечками на пекинском диалекте, что сильно резало слух односельчанам. Только что ж они могли поделать с этим злодеем? Даже если он скажет, что солнце встаёт на западе, ни у кого не хватит духу ему возражать; заявит, что в сутках двадцать пять часов, — никто не посмеет его поправить. Люди молча переживали обиды и сдерживали негодование, сносили его дурной запах изо рта и постоянную брань, терпели его походку, медлительную и косолапую; где бы Цю ни появлялся, он не встречал отпора. Как говаривали местные, если он нагрянул к тебе домой, скорее выломай дверную раму, а если решил присесть, подложи под стул кирпичей.
Под этим подразумевалось, что дерзости у этого человека столько, что ни в какую дверь не пройдёт; и что весит он столько, что никакой стул не выдержит. Для всех дверей и стульев в деревне настало великое бедствие.
В этот день Юйхэ не повезло. Едва наступил пятый день нового года, как старый Цю собрал всех работников на учёбу. Это был период изучения марксистской философии в деревнях: дух, материя, внешняя причина, внутренняя причина, качественное изменение, количественное изменение, диалектика, метафизика… От причудливых слов из брошюры у многих лбы покрывались холодной испариной, глаза закатывались, языки сводило судорогой. Но философия — это наука ума, бодрости духа, борьбы, наука, увеличивающая производство зерна, ускоряющая откорм свиней. Как уж тут не попотеть? Кто может избежать этого наказания философией?
Юйхэ пришёл с опозданием. Стряхивая с себя снежинки, тихонько прокрался вдоль стены.