Помнится, Чанкэ с несчастным видом говорил какие-то слова, призывал Вождя не покидать их, упрашивал Вождя забрать его жизнь, признавался, что после осенней жатвы хотел, прихватив с собой деньжат на дорогу, отправиться в Пекин, чтобы навестить Великого Вождя.
Одним словом, гражданская панихида удалась, тронула сердца и умы. Участники рыдали так, что едва стояли на ногах, даже телевизионные журналисты вытирали слёзы и сморкались в платки, отчего изображение с нескольких камер получилось нечётким. Кроме того, один из пришедших получил солнечный удар и упал в обморок, рядом стоящий зевака раздел его до пояса и обнаружил на его спине следы от массажа гуаша[38]. Вопреки обыкновению никто не стал таращиться и толпиться, все проявили чудеса такта и сочувствия ближнему. Потом сельчане отправились на общественные поля удобрять землю, прихватив с собою вёдра потяжелее, охваченные жаждой труда. Разбрасывая навоз, они проклинали «японских чертей», «врагов народа» и их предков. Потом вспоминали Вождя, сожалели о том, что в своё время солдат Красной Армии кормили здесь только бататом, ведь мяса тогда не было, — теперь всем сделалось как-то особенно неловко за это. Долго спорили, делали ли Вождю массаж гуаша, ездил ли он тогда на белой лошади или на чёрной…
Чанкэ чувствовал, что окружающие стали чаще улыбаться и вообще относиться к нему немного иначе. Когда разбирали подмостки, каждая семья уносила свою дверь, а он не смог поднять свою, и ему тут же пришли на помощь. Пропала его бамбуковая шляпа, и старик Юйхуай помог её найти. Оказалось, что его ребёнок сел в эту самую шляпу, за что получил две затрещины, да такие, что потом долго рыдал. Конечно, это уже было лишним, лучше бы Юйхуай вовремя вносил плату за обучение да не воровал острый перец и тыквы из огорода Чанкэ. Чанкэ был бы доволен и этим. Смущённый таким отношением, он несколько раз поклонился старику.
В считанные дни разнёсся слух, что Чанкэ досталось больше всего экранного времени — запись попала на провинциальное и центральное телевидение, — руководство им довольно и есть вероятность, что его снова назначат на государственную службу. Конечно, хорошо было бы стать ответственным за провиант, особенно за масло. Вот это была бы служба так служба, говаривали бабы, что колотили бельё у пруда. Чанкэ посмеивался и махал руками, мол, да бросьте, как такое может случиться? Чтобы он, и вдруг сделал эдакую карьеру? Его всего лишь раз пригласили на уездное совещание, посвящённое блестящим успехам Вождя и изучению его трудов, не более того.
Конечно, сам Чанкэ понимал причины происходящего. С тех пор как он так удачно прорыдался перед телекамерой, его жизнь сильно изменилась. Он мало-помалу превратился в очень важную персону, участвовал во многих уездных собраниях, а уж сколько раз большие начальники жали ему руку — не пересчитать. У него всё лучше получалось держаться перед публикой. Теперь он мог использовать всё более замысловатые и изысканные слова и скорбел тоже всё более и более «профессионально». Например, как и Минси, он стал начинать свои речи издалека, со времён старого общества, перечислял все невзгоды народа в годы революции (с перечислением того, кто какого горя хлебнул, хотя и изъяснялся немного туманно). Всеми силами он доказывал свою благонадёжность, например, вспоминал случай, когда его изжалили осы и лицо у него распухло до размеров таза, рассказывал, как он три дня и три ночи не мог есть (постепенно два дня превратились в трое суток), но разве это поколебало его веру в дело революции? Не поколебало. Разве он когда-нибудь ставил личную безопасность и выгоду превыше всего? Тоже нет. (У него вошло в привычку задавать подобного рода риторические вопросы.) Кроме того, каждую ночь при свете лампадки он упорно продолжал изучать труды Великого Вождя. В любую непогоду, рассказывал Чанкэ, он ходил через горы заниматься с детишками, из-за чего сильно похудел, приобрёл язву желудка и водянку… В этот момент голос у него становился хриплым, дыхание перехватывало, и, казалось, ещё чуть-чуть, и он совсем не сможет говорить.
38
Древнейшая китайская техника массажа, заключающаяся в воздействии на кожу специальным скребком, как правило из камня.