И каждый день, закончив работу, они отправлялись веселить старушку. Бамбуковая кровать громко скрипела, верёвки впивались в плечи. Развлекая тётушку, братья обливались потом, их промокшая одежда обвисала, становилась холодной, тяжело хлопала по их спинам. Они безостановочно смахивали с лица мутные жемчужины пота.
«О! О!» — наконец-то тётушка обрадовалась. Она особенно любила корзины с товаром, принадлежащие бродячему торговцу, завидев их, тут же просила подойти; солнечный свет, отражаясь от диковинных и драгоценных предметов, играл и переливался на её лице. При виде ветрячка из цветной бумаги она радостно смеялась и охала, вытянув тонкие губы: «Дамао, ну купи мне один, не скупись, у меня есть деньги, купи уж».
После чего игрушку, конечно же, покупали.
У неё действительно были деньги. Помимо пенсии и тех сумм, что мы высылали тёте Чжэнь в вознаграждение за хлопоты, у неё ещё было сто юаней, припрятанных на дне её шкафа. Она очень ясно помнила о них и иногда выуживала из тайничка, прося братьев купить для неё очередной ветряк. Как-то раз тётя Чжэнь одолжила несколько десятков юаней из этих денег, чтобы купить навозную бочку и поросят. Обнаружив пропажу, тётушка очень расстроилась, целыми днями брюзжала, хмурила брови при виде каждого человека, приговаривая, что кто-то украл её деньги. От затаённой обиды она безжалостно обгадила постель, затем стала биться о край кровати до тех пор, пока доски не перекосились. Испуганная грохотом скотина в сарае тоже подняла крик.
Тётя Чжэнь раздулась от злости: «Ты что, умереть хочешь? Кто тут украл твои деньги? Разве не сказала я тебе, что одолжу их на пару дней? Как ты могла позабыть?»
Тёте Чжэнь пришлось снова одолжить денег и вернуть банкноты обратно в сушильный шкаф, глаза её наполнились слезами: «Я ведь в прошлой жизни тебе не задолжала, тебя не обижала. Так зачем же ты над людьми издеваешься, а? И сестра Цзюй Хуа меня мучила, и четвёртая сестра мучила… Сестрица, одна ты у меня осталась, если и ты меня возьмёшься до смерти изводить, то чего же тут хорошего…»
Тётушка тоже заплакала, как будто что-то ещё понимала. Возможно, смысл этих слов до неё всё-таки дошёл.
Тётя Чжэнь частенько упоминала, что она многих своих сестёр проводила в последний путь, да и похороны тётушки неизбежно легли бы на её плечи. Она больше не могла воевать, рыбачить на реке или работать в поле, но у неё ещё оставались силы, чтобы ухаживать за другими людьми. На самом деле ей хотелось мучиться. Не изводи её сёстры, разве смогла бы она так легко смотреть в прошлое, вспоминая ушедшие годы? Это она сама рассказывала соседям. Она любила ходить по гостям, любила разговаривать и смеяться, да и язык у неё был без костей. Будучи уже пожилой женщиной, она не стеснялась рассказывать о позорных делах своей молодости, таких как похищение девушек, или о своих любовных связях в партизанском отряде; обо всём этом она вещала направо и налево. Заговорив о ненавистных ей вещах, она начинала ругаться, дойдя до весёлых событий — смеялась, но о чём бы ни говорила, всё звучало восхитительно. Впрочем, теперь она нечасто могла выбраться в гости, так как взяла под опеку троих сирот, один из которых был инвалидом, и всё своё пособие старого революционного бойца тратила на них. Теперь же, после того как она забрала к себе тётушку, её каждый день ожидал полный таз перепачканной одежды, требующей стирки, а ещё нужно было помогать тётушке переворачиваться, обтирать её тело, кормить, давать лекарство, обсыпать тальком, чтобы не было пролежней. От усталости её глаза пожелтели, зубы болели всё сильнее, и она частенько ругала свою старость, придерживая щёку.
Оба её родных сына не на шутку забеспокоились, им оставалось только вступить в тайный сговор, заказать лодку и без предупреждения увезти тётушку прочь. Узнав об этом, тётя Чжэнь очень рассердилась и, вцепившись в бутыль с удобрениями, заявила: «Увозите, вот только я тоже жить не хочу. Если хотите отправить её куда подальше, то и меня заодно отправляйте, отвезите нас обеих в крематорий».
Младший сын от ярости чуть не повыдёргивал себе волосы, выбежал, хлопнув дверью, и несколько месяцев жил у друга, не желая возвращаться домой.
Старший сын даже с помощью жены не мог переспорить родную мать, но, поскольку супруги были горазды на выдумки, они стали размышлять, как бы облегчить труд тёти Чжэнь. Наконец они придумали способ — прорезать отверстие в кровати и матрасе тётушки, это отверстие закрыть съёмной крышкой, а под ним поставить ночной горшок. Таким образом, стоило лежащему на кровати человеку открыть крышку, протолкнуть зад в отверстие, и можно было спокойно справлять нужду. Однако тётушке это отверстие пришлось совершенно не по душе, и когда ей приспичивало по-большому, она оглядывалась по сторонам и, недолго думая, как и прежде испражнялась в кровать, декларируя тем самым, что против неё бессильны любые заговоры.