Я ждал, что она об этом спросит. Ждал и боялся.
– Ты скажи.
– Что сказать?
Лесли склонилась над АйПадом и стала методично тыкать пальцем в монитор. Набрав несколько строк, она нажала ввод.
– Хочу услышать это от тебя.
– Но почему?
– Потому что доверяю тебе.
Я глубоко вздохнул. Пара пенсионеров на инвалидных электроскутерах пронеслась мимо нашего домика.
– Насколько мне известно, магия подчиняется тем же самым законам физики, что и все вокруг, – сказал я.
– Что вызвано магией, – ответил АйПад, – можно магией же и исправить.
– Если обжечь руку огнем или электричеством, будет ожог. Его мажут мазью, бинтуют и все такое – но не лечат ни огнем, ни электричеством. Ты…
… лишилась лица, его кожа и мышцы распались по воле проклятого злобного духа. Твоя нижняя челюсть полностью разрушилась и сохраняла свою форму только благодаря магии, а когда она перестала действовать, твое лицо развалилось. Твое милое, прекрасное лицо. Я был там и видел это своими глазами. А помочь не мог.
…понимаешь, что по щелчку пальцев он не пройдет.
– Все на свете знаешь, да? – спросил АйПад.
– Нет, – сказал я. – Все на свете даже Найтингейл не знает.
Некоторое время Лесли сидела молча и неподвижно. Я хотел обнять ее за плечи, но не знал, как она себя поведет. И уже почти решился, когда она кивнула, будто сама себе, и снова застучала по монитору.
– Покажи, – сказал АйПад.
– Лесли…
– Покажи, – она кликнула на повтор, потом еще несколько раз. – Покажи, покажи, покажи.
– Подожди-ка, – сказал я, протягивая руку за АйПадом, но она поспешно убрала его из пределов моей досягаемости.
– Я должен вытащить аккумулятор, – объяснил я, – иначе магия сожжет чип.
Лесли раскрыла АйПад и извлекла оттуда аккумулятор. Убив пять телефонов подряд, я в конце концов обезопасил свой «Самсунг» последней модели отключающим устройством. Правда, половинки корпуса скреплялись теперь двумя эластичными ремешками. При виде этой конструкции Лесли вздрогнула и издала странный фыркающий звук – очевидно, засмеялась.
Я мысленно воспроизвел нужную форму, потом раскрыл ладонь, выпуская шар-светлячок. Не слишком большой, но его неяркий отсвет все же отразился в стеклах очков Лесли. Она перестала смеяться. Я сложил пальцы, и шар погас.
Несколько секунд Лесли таращилась на мою ладонь. Потом дважды, медленно и методично, повторила мой жест. Не увидев никакого эффекта, она подняла голову и посмотрела на меня. Сквозь шарф и очки ничего не было видно, но я знал, что она хмурится.
– Это труднее, чем кажется, – пояснил я. – Я целых полтора месяца тренировался каждое утро по несколько часов. А ведь это далеко не все, что надо освоить. Я говорил, что одновременно нужно учить латынь и греческий?
Некоторое время мы молчали. Потом она пихнула меня в плечо. Вздохнув, я засветил еще один «светлячок». К этому моменту я уже, наверно, даже во сне мог их лепить. Лесли повторила мое движение – ничего не произошло. Нет, кроме шуток, этому и правда надо учиться очень долго.
Пенсионеры на скутерах наперегонки катили обратно по набережной. Я погасил шар, но Лесли продолжала воспроизводить мое движение, с каждым разом все более резко и нетерпеливо. Я смотрел на это, пока мог, потом мягко накрыл ее ладонь своей.
Скоро мы двинулись обратно к ее дому. Когда дошли, она похлопала меня по руке, шагнула через порог и захлопнула дверь прямо у меня перед носом. Сквозь витраж я видел только неясный силуэт: она быстро прошла по коридору и совсем пропала с глаз.
Я развернулся и уже собрался уходить, как вдруг дверь открылась снова, и отец Лесли вышел на крыльцо.
Людям, подобным Генри Мэю, нелегко дается смущение, поэтому они не умеют его скрывать.
– Питер, – сказал он, – я тут подумал, может быть, выпьете со мной чайку? В центре есть кафе.
– Спасибо, – ответил я. – Но мне надо возвращаться в Лондон.
– А, – сказал он и шагнул ближе. – Она не хочет, чтобы вы видели ее без маски. – Он махнул рукой в сторону двери: – Ну, если вы зайдете, ей ведь придется снять маску – вот она и не хочет, чтобы вы ее видели. Надеюсь, вы ее понимаете, а?
Я кивнул.
– Она не хочет, чтобы вы увидели, насколько все плохо.
– А насколько?
– Хуже не бывает, – ответил Генри.
– Мне жаль.
Генри пожал плечами.
– Я просто хотел, чтобы вы поняли: вас никто не выгоняет, – сказал он. – И никто на вас не в обиде.
И тем не менее меня выгоняли, хоть и ненавязчиво. Поэтому я попрощался, сел в «Ягуар» и покатил в Лондон.
Когда мне удалось наконец найти выезд обратно на трассу А12, позвонил доктор Валид. Он сообщил, что в госпитале есть труп, на который мне обязательно нужно взглянуть. Я прибавил скорость. Впереди ждала работа, и я был этому рад.