И все же Муреа
Печальная судьба «Матирохе» была известна нам всем плывущим на Муреа… И вдруг в открытом море наш мотор заглох… Чудесно светило солнце, море было спокойно. Через несколько минут сам господин капитан спустился в машинное отделение. Вскоре он вернулся. Загадочная улыбка на его лице говорила о необходимости смириться с волею судеб. Он пробормотал несколько слов, сообщая нам, что мотор отказал… «Что он говорит?» — забеспокоились американцы, расположившиеся на палубе; они комментировали события минувшей ночи.
«Он говорит: мотор не действует, неизвестно, в чем заключается поломка», — перевел я.
Мои спутники мгновенно обсудили новость. Их охватило радостное возбуждение. Вот и приключение, которого они ждали всю жизнь. Будет о чем рассказать дома…
Веселый адвокат из Питтсбурга заявил своим соотечественникам, что, как самый старший по возрасту, он принимает командование над ними и закрепляет за собой красивую госпожу О’Грэйди из Бруклина, совершающую свадебное путешествие с супругом. Господин О’Грэйди горячо протестовал, но ему было объявлено, что за сопротивление, оказанное власти, он будет повешен на рее, что нас всех окончательно успокоило, поскольку на корабле не было ни одной реи.
Не прошло и четверти часа, как игра в потерпевших кораблекрушение всем надоела. Море все более бесцеремонно раскачивало беззащитное судно, голодные свинки и курицы все настойчивей домогались еды… В этой обстановке пассажиры посовещались между собой и приступили к действиям. Адвокат из Питтсбурга хотя и числился в военно-морском флоте, но служил в штабе, и починка мотора превышала его возможности. Зато другой пассажир был хозяином станции обслуживания автомашин, а товарищ его состоял некогда в морской пехоте, и они вместе принялись за работу в машинном отделении. Я остался на палубе с дамами, рассуждая, что в случае несчастья лучше оказаться на необитаемом острове в обществе, которое выберу себе сам.
Через 20 минут мотор приступил к исполнению своих обязанностей. Из машинного отделения вынырнули герои дня; жаждущий славы адвокат начал убеждать капитана, что, согласно морскому закону, раз мы, пассажиры, привели в движение судно, покинутое экипажем в открытом море, судно принадлежит нам. Капитан на миг даже поверил в это положение, но у переводчика, то есть у меня, было такое радостное лицо, что шутка не удалась.
На Муреа мы, как и было запланировано, прибыли в 12 часов. Правда, вместо полуночи был полдень, но это уже не столь важно. Время в Тихом океане понятие весьма относительное. Во всяком случае, когда я зашел за своими вещами, владелец обувного магазина сладко спал, сохраняя полное безразличие к событиям. При этом он блаженно улыбался, возможно, ему снилось, что к нему в магазин пришла богатая сороконожка подобрать себе подходящую обувь.
Одиннадцатый белый
Рассказывают, что на Самоа обычная семья островитян состоит из папы, мамы, четырех детей и американского этнографа, который заглядывает им в кровать и в кастрюлю, записывает отдельные слова и поговорки, находясь, так сказать, в самой гуще народа.
После прибытия на Муреа, я немного отдохнул на постоялом дворе под названием «Таверна одного цыпленка». Такое название придумал один американец, которого каждый раз, когда он просил есть, неизменно потчевали цыпленком. Другие блюда считали здесь, по-видимому, недостойными желудка попаа.
Затем я взял напрокат велосипед в китайском гараже и поехал в маленький, благоухающий ванилью поселок. Я расспрашивал про Тоти у местного жандарма, у работниц, готовящих ваниль для отправки, но никто ничего не знал. Наконец старик, по имени Таароа, занятый потрошением пойманных рыбаками тунцов, показал мне дорогу через джунгли. По узкой тропинке, чаще ведя велосипед, чем пользуясь им по назначению, я проделал несколько километров и очутился перед одинокой хижиной на берегу лагуны.
На Муреа в отличие от других островов почти нет белых. Если уйти в глубь острова, по целым неделям не увидишь белого лица. Хижина, где я наконец разыскал Тоти, расположена немного на отлете. Ни сама Тоти, ни многочисленные ее родственники ничуть не удивились моему прибытию. Ведь в этих краях наше общепринятое «что слышно!» выражается словами «хаэрэ ма таимаа», что просто-напросто значит: «иди есть». Воспитанный человек должен, разумеется, ответить «аита, паиа роа», «нет, у меня полный живот»…