Кстати, три миллиарда франков, бездейственно дожидавшиеся в кассах Индокитайского банка, когда их пустят в оборот, вложены туда исключительно белыми или китайцами. Островитянам совершенно чужда идея бережливости, у них даже существует 14 выражений для определения скупости. И поэтому на Муреа, где на три тысячи жителей приходится десять белых (я был одиннадцатым), меня встретили как еще одного фетии. Так называют здесь нечто среднее между прихлебателем и двоюродным братом или кузеном.
Хижина стоит на сваях, которые должны защищать ее от снующих кругом черных длинноногих свиней, домашней птицы и сухопутных крабов. Внутри стоят три ложа в стиле «Отель Эксцельсиор — Бердичев 1911», причем только одно немножко разваливается. Посередине — какой-то шкафчик, две керосиновые лампы и одна керосиновая плита.
Население хижины очень многочисленно. В первый вечер я так и не смог разобраться в родственных связях домочадцев. Со временем я, однако, установил, что пожилая пара нечто вроде Филемона и Бавкиды Южных морей — это, вероятно, дедушка и бабушка Тоти. Три мальчика и две девочки, должно быть, ее братья и сестры. Ее отец — как она сама мне рассказывала — уехал куда-то очень далеко — в Паго-Паго, и Тоти не видела его много лет. Мать Тоти жила в настоящее время с местным рыбаком, всегда молчаливым и угрюмым, чем он странно выделялся среди веселых и разговорчивых островитян. В доме проживал еще жизнерадостный юноша. Он однажды появился здесь три года назад, назвав себя кузеном с архипелага Туамоту. Семья — это святыня, и кузен был принят под крышу из пальмовых листьев. Он много спал, обладал отменным аппетитом, но лишь очень редко удавалось уговорить его взяться за какую-нибудь работу.
Кажется, я был принят в дом на берегу лагуны на правах дармоеда, которого нельзя прогнать. Тоти обрадовалась моему приезду, так мне, во всяком случае, показалось. Островитяне очень прямолинейны, это не Япония, где улыбка часто маскирует чувства, весьма далекие от дружбы и участия.
Песни Южных морей
Памятуя о своей миссии, я внимательно оглядывался кругом, пытаясь незаметно выяснить, свободно ли сердце Тоти, или же кто-нибудь занял в нем место моего доверителя и друга. Послеобеденное время мы провели вместе у самого моря, помогая готовить снасти для рыбной ловли, назначенной на рассвете. Это занятие не требует особого внимания, и мы могли свободно поговорить. Я умело навел разговор на достоинства столичной Жизни на Таити, но воспоминания не растрогали Тоти. «Вчера — это сон», — говорят островитяне.
Возможно, потому ее не радовало воспоминание о приятных вечерах в кабаке Леа, где мы пили коктейль «Молитва девицы»… «Ужасная гадость», — сказала она.
Она никак не могла понять, почему меня так рассмешил рассказ Маитере, вышибалы этого кабака. Однажды Маитере, который, согласно требованиям своей профессии, имеет 190 сантиметров роста и весит 120 килограммов, пригласили в Париж. Он вернулся через неделю, то есть следующим самолетом. Столица Франции не произвела на него впечатления. «Там когда люди едут автобусом, то совсем не поют», — рассказывает он шокированным слушателям. Чтобы понять это, надо увидеть автобус на Таити! Один пассажир поет, другой играет на гитаре, третий потрошит громадного тунца, четвертый развлекает беседой водителя и отгоняет пальмовой веткой мух от его потной физиономии. Каждый занят, чем ему вздумается… Мелодию запевалы подхватывают временами все. Ну разве можно путешествовать без пения?
А что поют? Прекрасно понимаю, что наживаю себе врагов, разрушая мифы о Южных морях, но мне кажется, что тексты песенок о Таити, написанные в Кракове или Варшаве, не совсем соответствуют таитянской действительности… Я привез с собой оригинальные таитянские записи и прошу меня не ругать, но в шестидесятых годах островитяне поют песни несколько отличные от тех, какие, по нашим представлениям, им бы полагалось петь…
«Мам ити э папа э…» «Папа сказал маме, что через дыру в кармане он потерял все заработанные деньги. И потому сегодня вечером мы сидим одиноко в нашей хижине под пальмовым листом, в то время как вся деревня пошла на ковбойский фильм».
«Вахинэ хаапаораа арэ…» «Демон ревности зелеными глазами посмотрел на примерную таитянскую пару. «Уходи, — кричит жена, — пусть тобой восторгается та женщина, с цветами питатэ в волосах. Я старая любовь, которую оставляют одну в покинутом и запущенном доме».
«Мэрэти маа…» «Песня о пустой тарелке».