Вася Полухин пошёл мимо комнаты осторожно, на цыпочках, совсем тихо сказал:
— Вот видите, обстановка нормальная. С товарищем лейтенантом держат связь. Так что не волнуйтесь.
— Ничего себе «не волнуйтесь»… Что же вы сами-то вдруг притихли? Что же вы сами-то вдруг заговорили шёпотом? Опасность всё равно есть, да?
И мама взяла Таню крепко за руку, поближе к себе, но Вася уже открыл дверь в полутёмную столовую, включил там свет, сказал громко:
— Да успокойтесь, пожалуйста! Не шумел я затем, чтобы связистам не мешать. А опасность…
И тут заместо фуражки на голове у Васи очутилась белая шапочка, в руках — полотенце. Он, как заправский официант, смахнул со стола воображаемую пыль; шутя поклонился; шутя договорил:
— Опасность, конечно, есть… Да ещё какая! Если вы моего угощения не попробуете, я обижусь.
Вася надул щёки, нахмурил коротенькие брови, надвинув пониже белую шапочку, нарочито грозно глянул на Таню:
— Вот так вот обижусь… У-ух!
Таня засмеялась, мама тоже засмеялась — им обеим стало легче.
А потом Вася их даже удивил. Он сказал:
— Вашему вниманию предлагается гуляш с картофельным пюре и сладкий чай. Но если не желаете чаю, могу предложить парного молока.
— Чего? — подумала, что ослышалась, Таня.
— Какого? Повторите, какого молока? — подняла изумлённо брови мама.
— Парного, свежего. Я только что отдоил нашу Пестрёнку, — повторил спокойнёхонько этот странный ефрейтор Вася Полухин и вполне спокойно вынес из-за кухонной перегородки цинковый тяжёлый подойник, накрытый марлей.
— Вот… Хотите — налью в стаканы, хотите — в кружки.
Он поставил на стол большие кружки и наполнил их через рыльце подойника самым что ни на есть парным молоком.
Молоко в кружках ещё слегка пенилось. И Таня с мамой на какой-то миг вдруг забыли про всю теперь тревожную обстановку, не веря глазам своим, потянулись к кружкам, попробовали молоко на вкус.
Таня глотнула, облизнула губы, сказала:
— Ого!
Мама тоже прихлебнула, сказала:
— Ну и ну!
И тут они, перебивая друг друга, так и начали засыпать Васю Полухина вопросами. Что, мол, за чудеса? На Васе погоны, а он расхаживает в белом фартуке, стряпает гуляши с картофельным пюре… Что за диво? Пограничная застава — и, совсем как в подмосковной деревне, корова! Откуда она здесь? Ведь по мнению всех Таниных и маминых знакомых, так быть не очень-то должно.
Ефрейтор Вася Полухин вопросы выслушал, не спеша, толково ответил:
— Почему не должно? У вас там, в Москве, есть добрые друзья-соседи, и у нас они есть. Пестрёнку нам как раз и подарил соседний совхоз. Подарил вместе с этим подойником. Для нашего… — тут Вася подмигнул Тане, — а также для вашего здоровья! А что касается гуляша, так этим делом я занимаюсь в очередь с товарищами. Нынче — повар, завтра — пекарь, послезавтра — швец, а в любую минуту и пограничник-боец. У нас так — каждый. Иных пограничников у нас не бывает.
— Разве? Ничего себе, — опять удивилась Таня.
А мама уважительно покачнула головой:
— Выходит, пограничники — на все руки мастера!
Вася тут стал подливать молоко в кружки, и на гимнастёрке под белым нагрудником фартука у него что-то блеснуло.
Таня встрепенулась:
— Ой, что это там у вас?
Вася прихлопнул блескучее пятнышко ладонью:
— Ничего… Это так…
— Покажите, покажите! — привстала с табуретки и мама, — неужели орден?
Вася Полухин — отступать ему некуда — фартук на защитной своей гимнастёрке, на груди, чуть сдвинул, объяснил:
— Это у меня знак «Отличник пограничных войск».
Выпуклый, совсем ещё новенький знак при свете электролампочки так и заполыхал, и Таня восхищённо прошептала:
— Он всё равно совсем как орден. Дотронуться можно?
Но мама Таню остановила.
— А за что он, Вася, у вас? За что? Расскажите скорей!
Вася сначала было заотнекивался, стал говорить, что рассказ об этом чересчур длинный, но поскольку мама, да и Таня всё равно теперь не отступались, то в конце концов махнул согласно рукой.
Но сначала он совсем плотно прикрыл дверь, за которой связист всё продолжал наговаривать:
— «Иволга» на приёме… «Иволга» на приёме…
ДЛИННЫЙ РАССКАЗ ВАСИ ПОЛУХИНА
— Был точно такой же вот вечер, в том лишь и разница, что более поздний… — начал Вася Полухин и подошёл, посмотрел, качнув шторы, зачем-то в сумеречное окно.