— Мне посоветовал поговорить с тобой Ниал-и-Некаи, — призналась она наконец. — Он говорит, что на твою честь можно положиться. Я хочу просить тебя об одном, независимо от того, согласишься ли ты выполнить мое желание, ни слова из того, что я скажу, не должно выйти за пределы этой комнаты. Можешь ли ты поручиться мне в этом?
— Может быть, лучше тебе поговорить с кем-нибудь, облеченным властью? — предложил Алек, но Амали покачала головой. — Что ж, я готов дать тебе слово молчать — если только то, что я узнаю от тебя, не пойдет вразрез с моей преданностью принцессе Клиа.
— Преданностью! — воскликнула Амали, ломая руки. — Ну, об этом тебе самому придется судить. Юлан-и-Сатхил потребовал, чтобы некоторые кирнари встретились с ним сегодня в его доме. Мой муж тоже должен быть там
— Не понимаю Я думал, что они с твоим супругом враги.
— Они не испытывают друг к другу теплых чувств, — признала Амали, еще более расстроенная, чем раньше. — Поэтому меня это так и беспокоит. Что бы ни собирался сказать Юлан, это не пойдет на пользу вашей принцессе, но муж не говорит мне, какова цель назначенной встречи. Он так… так встревожен происходящим Я не представляю себе, что могло заставить его согласиться посетить дом того человека.
— Но почему ты говоришь об этом мне?
— Это была идея Ниала, как я уже сказала. Мы беседовали с ним, и он предложил: «Сообщи все как можно скорее Алеку-иАмасе». Почему бы он послал меня к тебе?
— Понятия не имею, госпожа, но даю тебе слово, что твоего секрета никому не открою.
Амали стиснула руку юноши, полными слез глазами вглядываясь в его лицо.
— Я люблю мужа, Алек-и-Амаса, и больше всего на свете не хочу, чтобы с ним случилось несчастье или бесчестье. Я не стала бы говорить с тобой, если бы не боялась за него. Я не могу ничего объяснить — просто с тех пор, как начались эти проклятые переговоры, у меня на сердце лежит ужасная тяжесть. Ведь теперь больше, чем когда-либо, мой муж — преданный союзник Клиа-а-Идрилейн.
— Он знает об этом. Когда должны встретиться кирнари?
— За вечерней трапезой. Вирессийцы всегда ужинают после заката Алек запомнил полезную информацию.
— Пожалуй, тебе лучше теперь вернуться в зал, госпожа, пока тебя не хватились.
Амали благодарно улыбнулась Алеку и выскользнула из комнаты. Алек подождал несколько секунд, потом отправился в казарму искать Ниала.
Рабазиец играл в бакши с Бекой и несколькими ее солдатами, но как только Алек появился в дверях, извинился и прошел вместе с юношей в конюшню.
— Я только что разговаривал с Амали, — сообщил Алек. На лице Ниала отразилось облегчение.
— Я боялся, что она не обратится к тебе.
— Но почему, Ниал? Почему ко мне? Ниал искоса взглянул на Алека.
— Кто лучше тебя сможет воспользоваться такой информацией? Если не ошибаюсь, вы с Серегилом обладаете… определенными талантами, скажем так. Серегила удерживают рядом с Клиа долг и узы крови, да и другие обстоятельства, о которых ты хорошо знаешь. Тебя же ничто не связывает.
— Под обстоятельствами ты имеешь в виду атуи? Рабазиец пожал плечами.
— Иногда понятие чести зависит от точки зрения, не правда ли?
— Так мне говорили. — Алек не был уверен, хотел ли Ниал его оскорбить или поделился с ним личным мнением. — Но какова цель встречи кирнари? Амали, похоже, не уверена в том, что для ее мужа это безопасно.
— Не знаю — я ничего не слышал до тех пор, пока ко мне не обратилась Амали. Клан Рабази приглашения не получил.
«Так вот в чем дело!» — подумал Алек, но вслух мысль высказывать не стал.
— Это странно. Мориэль-а-Мориэль все еще поддерживает Вирессу, не так ли?
— Может быть, вирессиец стал слишком высокомерным. — Ниал насмешливо поднял бровь. — И может быть, Юлан-и-Сатхил забывает, что клан Рабази принадлежит к Одиннадцати и не обязан ему повиноваться.
— Ну а если я воспользуюсь полученной информацией, что тогда? Что ты хочешь от меня взамен? Ниал снова пожал плечами.
— Только узнать о том, что касается интересов моего клана. И Акхенди.
— Акхенди? Ты просишь об этом от имени своей кирнари? Ниал заметно покраснел.
— Об этом я прошу ради себя.
— Или Амали-а-Яссара? Сколько у тебя возлюбленных, Ниал?
— Возлюбленная одна, — ответил рабазиец, глядя Алеку в глаза. — Но много тех, кого я люблю.
Алек ожидал Серегила у двери приемной, когда ближе к вечеру тот вышел от Клиа, и, отведя друга в сторону, быстро пересказал ему сообщения Амали и Ниала. Затаив дыхание, юноша ждал, что сейчас Серегил приведет какую-нибудь причину, в силу которой следует отказаться от расследования. Впрочем, его это не остановило бы, конечно.
К его облегчению, Серегил наконец нехотя кивнул.
— Клиа ничего не должна знать, пока ты не вернешься.
— Проще извиниться, чем получить разрешение, а? — ухмыльнулся Алек. — Думаю, ты не можешь?..
Серегил запустил пальцы в волосы и мрачно посмотрел на Алека.
— Я ненавижу все это, ты же знаешь. Ненавижу проклятые узы закона, чести и обстоятельств, мешающие мне действовать.
Алек коснулся щеки возлюбленного, потом его рука соскользнула к почти уже незаметному синяку на шее Серегила.
— Я рад слышать это, тали. С тех пор как мы приехали сюда, ты на себя не похож.
— На себя? — насмешливо усмехнулся Серегил. — А кто это такой, интересно? Отправляйся, Алек. Я останусь здесь и буду вести себя как примерный безобидный изгнанник.
Они проскользнули в погруженную в темноту приемную Клиа сразу после заката. Алек чувствовал себя немного виноватым, но все равно испытывал радостное возбуждение. Под плащом он был одет в ауренфэйскую тунику, штаны и разношенные башмаки, которые Серегил стащил у кого-то из слуг. Набор инструментов, извлеченный наконец из сундука, был спрятан под туникой на груди. Брать его с собой было рискованно, поэтому Алек решил ничего не говорить Серегилу, но с инструментами юноша чувствовал себя увереннее.
«Я делаю это ради Клиа, хочет она того или нет», — думал он, стараясь заглушить сомнения.
Друзья отодвинули в сторону экран, закрывающий окно, и Алек перекинул ногу через подоконник. Возбуждение опьяняло его. Наконец-то после всех этих недель он может заняться чем-то полезным. Но неожиданная мысль отрезвила его.
— У меня нет сенгаи! — прошептал он, поднимая руку к голове.
— Я не был уверен, что после всех этих лет сумею как следует его повязать, — признался Серегил. — К тому же с непокрытой головой ты будешь в темноте менее заметным — просто слуга, вышедший на вечернюю прогулку.
— Всегда-то я бываю слугой, — шутливо пожаловался Алек, пытаясь шепотом изобразить визгливый протест.
— Сказывается происхождение, — отплатил ему той же монетой Серегил, схватив за шиворот и встряхнув. — Пусть придет к тебе удача среди теней, тали!
— Надеюсь.
До земли было недалеко, и Алек спрыгнул беззвучно. Эта сторона дома выходила в отходящий от улицы проход. Если свернуть вглубь, можно было выйти к конюшенному двору. И там, и на улице стояли часовые. Алек слышал, как где-то впереди переговариваются Арбелус и Минал. Дождавшись, пока они повернутся к нему спиной и двинутся к двери дома, юноша быстро пересек поросшую травой улицу и растворился среди теней на противоположной стороне.
Его погоня за Торсином неделей раньше была действием импульсивным, счастливой случайностью. На этот раз у него была определенная цель, и Алек смотрел на город совсем другими глазами, вспоминая, как в Римини он выполнял подобные же задания. Здесь не нужно было опасаться встречи с карманниками и грабителями, не нужно было скрываться от ночной стражи. Не окликали его из темноты потаскухи обоего пола, не было сумасшедших, нищих, пьяных солдат. Появившиеся с прибытием в город жителей таверны не обладали зловещим обликом злачных мест в Скале.
Однако странная тишина, затопившая Сарикали ночью, угнетала Алека, и ему мерещились в темных дверях фигуры призраков. Никогда раньше он не чувствовал так остро, что это город мертвых, лишь иногда населенный живыми людьми. Встречая на улицах других прохожих, Алек чувствовал облегчение, хотя старался держаться от них подальше.