– Но что все-таки тогда произошло?
Ну вот, время настало. Лучшей возможности рассказать ей правду не представится.
Но Камерон чувствовал тепло ее плеча, ее нога в воде почти касалась его ступни. От ее кожи и волос исходили опьяняющий аромат яблок и изюма и истинно женская сладость. Она в любой момент могла отпустить новую безобидную шутку в его адрес. Камерону очень хотелось продлить это время душевной близости. Он так сильно нуждался в ней!
Невыносимо было думать, что она возненавидит его. Только не теперь. Не сегодня.
– Я непременно расскажу вам о том, что произошло, – проговорил он, второй раз в жизни проявив трусость. – Но не сейчас.
Если бы она настаивала, Джеймс рассказал бы все, но Делла лишь кивнула.
– Не знаю, сколько хороших порядочных людей я убил во время войны, – проговорил Камерон. Он ненавидел тех, кто намеренно подсчитывал умерщвленных на поле боя солдат неприятеля. – Я приехал на Запад убивать тех, кто действительно заслуживает смерти по более серьезной причине, чем другой цвет мундира.
Уже совсем стемнело, и Камерон не видел выражения ее лица, а потому не понял, как она отреагировала на его слова. Та девчушка на фотографии была слишком юной, чтобы понять то, о чем он говорил, но сидящая рядом с ним женщина могла его понять.
– Для нас с вами война никогда не закончится, – еле слышно проговорила она и посмотрела на звезды. – Я буду ненавидеть себя за то, что написала письмо, которого мне не следовало писать. А вы попытаетесь искупить вину за то, что выполняли свой долг. Мы не можем ни изменить, ни забыть прошлое.
Ночь всегда полна различных звуков. Сверчки и лягушки заунывно гудели в подлеске, назойливые москиты монотонно звенели у самого лица. Спереди раздавались громкие всплески, где-то посреди прерии громко кричал койот.
– Вас серьезно ранили? – спросила она, поднимаясь.
Когда он спросил, какое именно ранение она имеет в виду, Делла напомнила:
– Вы сказали, что кровь на письме Кларенса – ваша.
– Рана была неглубокой. – Он пожал плечами и тоже встал. – Ни одна из тех ран, что я получил во время войны, не была особенно серьезной. Мне просто повезло.
После войны удача тоже не оставляла его. Десятки раз он встречался лицом к лицу с безжалостными убийцами, разившими без промаха, но самым серьезным ранением была пуля в боку да пара царапин от ножа.
Когда-нибудь удача все же покинет его. Камерон понимал, что это неизбежно для человека, избравшего подобный образ жизни.
Но это его нисколько не волновало.
Глава 4
По утрам, едва проснувшись, Делла спешила к окну, хотя не сомневалась, что Джеймс Камерон не тот человек, который уедет не попрощавшись. И все же ей хотелось удостовериться, что он еще здесь.
Этим утром она увидела, что Камерон, сдвинув на затылок шляпу, тащит сгнившую часть ограды.
– Я не могу выразить словами свою признательность за то, что вы так много сделали на моей ферме. Кларенс был бы чрезвычайно вам благодарен. Однако я все же считаю, что отдых вам не помешает. – Она заметила в его взгляде недоумение и добавила: – Вы, наверное, подумали о деньгах…
– Не хочу совать нос в ваши дела.
– Не то, что некоторые, – проговорила она с улыбкой. – У меня есть ежемесячный доход. Денег не много, но без них я бы просто не выжила.
– Рад, что они у вас есть.
Не очень-то удобно обсуждать финансовые вопросы с женщиной, и Камерон не отрывал взгляда от тарелки.
– Деньги посылает мне отец Кларенса.
Он поднял глаза.
– Мистер Уорд?
– Мистер Уорд перевел большую часть своего состояния в Европу в самом начале войны. И не потерял все, как это случилось со многими. – Она взяла солонку. – Вообще-то мистер Спирс, мой банкир, не говорит, кто именно посылает эти деньги. Но, кроме мистера Уорда, больше некому. Миссис Уорд, конечно, стала бы возражать, поэтому он шлет деньги анонимно, без ее ведома.
Покончив с едой, Камерон сказал:
– Я как-то не подумал об этом, но ведь Уорд должен посылать вам деньги. Он вам обязан. – В его глазах светилась холодная ярость. – Если я правильно понял ваше письмо к Кларенсу, вам приходилось выхаживать мистера Уорда, когда он страдал от серьезной болезни. Вы не дали ему умереть. К тому же вы – вдова его сына.
– Думаю, именно поэтому он и посылает мне деньги. – Ей был непонятен его гнев. – Если бы не мистер Уорд, я до сих пор работала бы в «Серебряной подвязке». – При мысли об этом у Деллы по спине поползли мурашки.
– Вместо того чтобы жить в богатстве и роскоши. – Он обвел взглядом ее тесную комнатку.
– Я благодарна за то, что мне перепадает хоть что-то, – сухо проговорила Делла, жалея о том, что завела этот разговор.
– Я запрягу лошадь в повозку.
Камерон ушел в амбар, а Делла замерла у стола с грязными тарелками в руках, пытаясь взглянуть на свое убогое жилище его глазами.
Она не могла пригласить его вечером посидеть в гостиной, потому что у нее было всего одно кресло. Рядом с ним, тоже у книжной полки, стоял маленький столик, на полу был постелен цветастый плетеный коврик, который согревал ее ноги в зимнюю стужу. Сейчас ничто из ее скудной обстановки не казалось Делле таким уютным и удобным, как обычно. Перед ее глазами была тесная убогая комнатка.
Тарелки – старые и щербатые. Во всем доме нельзя было найти и трех одинаковых стаканов. Занавески на окнах выцвели так, что не стало видно рисунка.
Делла густо покраснела, подошла к бачку и плюхнула в него тарелки. Ей все равно, что он думает о ее доме. Здесь есть все, что ей нужно, – и это главное. Какое он имеет право совать нос в ее дела? Если верить молве, у самого Камерона нет ничего, он скитается с места на место, спит на земле или в захудалых ночлежках, чужих сараях, а то и конюшнях! Если ему здесь не нравится, он может просто…
Стоп! Что за мысли?!
Камерон всего-навсего возмутился тем, что деньги, посылаемые отцом Кларенса, помогают ей кое-как сводить концы с концами. Видимо, Камерона шокировали условия, в которых жила вдова его друга. Конечно же, он не мог не заметить, как сильно она опустилась. Видимо, его возмутила та мизерная сумма, которую ей посылал мистер Уорд.
Поднеся руку ко лбу, Делла выругала себя за непостоянство. Сначала она думает так, потом этак. Впрочем, это неудивительно. Она просто не привыкла к общению. Тем более с таким красивым мужчиной, как Камерон. Рано или поздно он задаст тот вопрос, на который она не хочет отвечать. Но сегодня он сделал ей комплимент. И это выбило ее из колеи.
К тому времени как она надела шляпку и написала список покупок, Камерон уже пригнал повозку к дому и ждал Деллу, чтобы помочь ей сесть. Поколебавшись, она положила руку в перчатке на его ладонь. С тех пор как она прикасалась к мужчине, прошло уже много лет, и щеки Деллы предательски запылали.
– Спасибо.
На самом деле она скучала по таким вот маленьким проявлениям учтивости. И ей было очень приятно, что не нужно самой запрягать лошадь, а потом пачкать перчатки, управляясь с поводьями.
Однако вид ее юбки, складками лежащей на коленях, приводил Деллу в замешательство. Как и то, что рядом был он – так близко, что, когда повозка подскакивала на неровной дороге, его плечо касалось ее плеча.
– Я кое-что хочу у вас спросить.
Делла отвернулась и принялась рассматривать уходящие вдаль бесконечные прерии. Из-за дождей в этом году появилось гораздо больше цветов, чем обычно, – яркими радужными пятнами они тут и там пестрели на бледно-зеленой траве. Конечно же, сейчас был не самый подходящий момент, чтобы задавать тот вопрос, которого она так боялась.
– Спрашивайте, – проговорила она. В голосе ее звучало недовольство.