Вечерняя серенада
Вечером, вернувшись домой, Штольман остановился и прислушался. Кто-то – не очень уверенно – играл на рояле «Вечернюю серенаду».
То, что Анна играет на рояле не бог весть как – он знал отлично, но почему-то даже эта ее неумелость всегда казалась ему трогательно милой.
Смотреть на Анну, сидевшую за роялем, было очень приятно. Кстати, хм… а это платье… тоже новое? Очень милое, впрочем – тяжелый шелк цвета опавших листьев в золотистую полоску. И вид у нее в этом платье такой… не девочка, а молодая дама..
- Меня приманиваете? - поинтересовался Штольман, подходя поближе к пианистке.
- То есть?
- Ну как же. «Leise flehen meine Lieder durch die Nacht zu dir»
- Что-что?
- «Песнь моя летит с мольбою тихо в час ночной», только в оригинале четко указано – не просто так летит, а «к тебе» - улыбнулся Штольман.
- Ну да, - шутливо отвечала она, - я подумала, вдруг вы сами, вы сами, без приманки, не придете.
- Да бог с вами – не говорите такого даже в шутку, - пробормотал он, касаясь губами нежного завитка волос за ушком, и тут же насторожился. Запах дорогих духов… пряных, горьковато-сладких, очень приятный запах… но ведь она никогда не пользовалась раньше духами?
- Что это вы вдруг вспомнили про эту серенаду?
– А… Просто настроение такое, все про сон тот думаю… опять приснился, - пояснила она.
- Беседка, луна и рука с револьвером?
- Да…
- А рука по-прежнему в тумане?
- Нет, на этот раз вполне отчетливо. Женская рука, кисейный рукав до локтя и еще браслетик, в виде золотой цепочки с жемчугом.
- Вот это да, - пробормотал Штольман.
- Что-то знакомое? - поинтересовалась Анна. – Да? А в чем там дело, может, расскажете?
- Да тут дело, напоминающее головоломку, - усмехнулся Штольман.
- Да? Обожаю головоломки.
Штольман барабанил пальцами по крышке рояля.
- Тогда вообразите: два дома, стоят рядом. В одном живут два брата, Серж и Георгий, а еще матушка и кузина Софи. В другом – две сестры, Елена и Варенька, да еще их папенька, такой подслеповатый очкарик… Серж и Елена хотят пожениться, уже назначен день свадьбы. Две оставшиеся девицы, Софи и Варенька, обе, влюблены в Георгия. Но Георгий уже тайно женат на Софи. Теперь вопрос: кто стрелял в Сержа?
- Варенька, конечно, - невозмутимо ответила Анна, пожав плечиком, и бодро сыграла несколько аккордов «Вечерней серенады». Поймав озадаченный взгляд мужа, смущенно добавила:
- Нуууу… при условии, конечно, что она ужасно самонадеянная особа… считающая себя ну совсем неотразимой для мужчин…
- Подождите, Анна Викторовна, - с недоумением спросил Штольман, - а разве я вам говорил, что Варенька ужасно самонадеянная?
- Да нет, а что, так и есть?
- А что именно она носит браслет с жемчугом?
- Нет.
- А что именно у нее нет никакого алиби?
- Нет.
- Тогда почему вы… опять женская интуиция?
- Скорее – женская логика, - глаза у Анны смеялись.
- Тогда я пас, - пробормотал Штольман.
- Яков Платоныч, - промурлыкала Анна, - скажите, я вас когда-нибудь подводила?
- Нет, - признал Штольман.
- Ну тогда вот что я вам скажу: не ищите логику, а ищите револьвер. Где могла его взять Варенька? Купила?
- Не могла: она несовершеннолетняя. Хм… Тогда украла. У кого? У кого-то из знакомых… Если проверить все заявления о пропаже револьверов…
- Да еще и поискать сам револьвер, - Анна важно кивнула. – Что, если сказать Вареньке, что скоро у вас будет ордер на обыск дома и подворья, а заодно расскажите о дактилоскопии… о том, что отпечатки пальцев преступника будут на оружии…
- Боюсь, такого ордера нам не дадут…
- А и не надо. Вы ей просто скажите и установите за ней слежку. Она сама решит, что револьвер надо срочно выбросить в речку, и сама вас на него и выведет!
ЭПИЛОГ
- Варенька арестована; револьвер она, как выяснилось, стащила у отца одного из своих друзей-гимназистов, - сообщил Штольман. Выглядел он не то усталым, не то расстроенным – Анна не поняла, но молча встала и отошла к буфету, вернувшись через полминуты с чем-то в руках.
- Яков Платоныч, - позвала она, и поскребла его рукав пальцем, как котенок лапкой.
- А? – рассеянно отозвался Яков Платоныч, и тут же обнаружил, что рука верной супруги протягивает ему рюмку коньяку.
Коньяк был принят с благодарностью. Стало легче.
- Ребенок же она еще совсем, - вздохнул Штольман, - и хоть бы понять, за что она этого Сергея так возненавидела, что решилась на такую… глупость? Она молчит и молчит...
- Ну что вы, Яков Платоныч, никакой тут ненависти вовсе не было, - возразила Анна, - не жалейте уж ее так. Тут не ненависть, а холодный и жестокий расчет. Хотя и глупый… помните, я вам сказала про женскую логику?
- Расчет? Какой же?
Анна помолчала, улыбнулась и тихо спросила:
- Яков Платоныч, я никогда вас не спрашивала… а кто вы по вероисповеданию?
- Материалистом был, пока вас не встретил.
- А теперь?
- Теперь, наверное, агностик, - Штольман усмехнулся.
- Это как?
- Ну – это когда человек считает, что Бог, конечно же, есть, - но про него людям ничего не известно.
- А! Но я не про это. Вот если бы вас в каком-то официальном месте спросили, кто вы…
- Лютеранин, если официально.
- Ага. А у лютеран есть такое правило, что нельзя жениться на свойственниках? Или это только у православных?
- Вы это о чем и к чему? – спросил Штольман в некотором замешательстве.
- Ну вы же сами спросили о мотивах. Помните, я вам сказку читала, а вы заснули… а потом еще спросили, отчего вдова Солоха не хотела, чтобы сын ее, Вакула, женился на дочери вдовца Чуба, Оксане? Потому что сама хотела замуж за Чуба? Если Оксана и Вакула поженятся, то их родители уже не имеют права сами между собою пожениться – они ж теперь вроде как родственники, хотя никакого родства по крови нет… И это касается не только детей и родителей, но и …
- Братьев и сестер… - пробормотал Штольман, - как же я сразу об этом не подумал…
- То есть, вы понимаете, если Сергей и Елена поженятся…
- Уже понял… Георгий не может жениться на Варваре. А она на это рассчитывала. Она была уверена, что главное – не дать сестре выйти замуж за Сергея, дорогу перебежать… а уж Георгия прибрать к рукам – это для нее, такой неотразимой, сущие пустяки! Она даже подумать не могла, что Софи, которую она считала «серенькой мышкой» - ее соперница…
- Да… вот вам и мотив, - Анна подняла глаза на мужа и спросила удивленно:
- Что вы так улыбаетесь, Яков Платоныч?
Штольман помолчал, и впрямь улыбаясь чему-то, потом пробормотал:
- Да просто; выйти замуж, а через полгода спросить у мужа, кто он по вероисповеданию… а вы не знали?
- Мне кажется, я вообще очень мало знаю про вас, Яков Платоныч, - тихо ответила Анна, и тон ее голоса насторожил Штольмана. Обняв ее сзади за плечи, он так же тихо спросил:
- Что вас мучает?
Анна молчала.
- Я же чувствую, - шепнул он. - Что-то с вами происходит не то, вы стараетесь это скрыть. Но… может, признаетесь мужу?
- Яков Платоныч, - вдруг проговорила Анна скороговоркой, и голос ее стал совсем детским, - я видела вас с той женщиной… в кафе… Только не сердитесь, я туда зашла случайно, и хотела подойти к вам, я так обрадовалась, что вас там встретила, а тут она… И я слышала весь ваш разговор, от начала и до конца; вы сказали, что не хотите ее видеть…
Она сделала паузу.
- Но вы не сказали, что я жива, что мы женаты, и даже перчатку так надели, чтобы она не видела кольца… Вы словно стыдитесь нашего брака…
- Да бог с вами, - шепнул он.
- А что ж тогда?
- Не знаю, поймете ли вы меня, - пробормотал он, вспоминая слова, недавно им услышанные, - есть такие чувства, слишком хрупкие, чистые, чтобы позволять … позволять чужим людям до них дотрагиваться… Чтобы имя моей Анны произносили со злобой… Ваше имя, вы понимаете?