Очень мудрая кошка
Утро, как известно, вечера мудренее.
Еще в полусне Штольман вспомнил весь вчерашний разговор с Анной. Что-то в этом разговоре осталось недосказанным, а сегодня он с утра пытался это вспомнить и не мог.
Да… сон. Рука с револьвером. Туман. Что еще?
Еще новое платье Анны. Почему-то ему казалось, что он его не видел. Но – какая разница? Надела женщина новое платье, и надела, почему это не дает ему покоя?
Это смутное ощущение – что он что-то не может вспомнить – беспокоило его и утром на службе, когда ему принесли записку, подписанную «Сергей Рощин». Прочитав ее, он схватил на бегу пальто.
- Гони, - крикнул он, вскочив в пролетку.
Торопливо проходя через сад по центральной аллее, он, тем не менее, не мог не замедлить шаг, когда услышал голоса за кустами сирени.
Любопытство, как он говаривал не раз – добродетель сыщиков, а разговор за кустами сирени показался лучшему петербургскому сыщику крайне любопытным…
- Вы просто боитесь меня, - томно-призывно шептал девичий голос, - а не надо бояться… Надо просто мне довериться… И все будет хорошо….
Голос был узнаваем, особенно интонации. Итак, Варвара-Венцеслава пошла в атаку, но на кого?
- Да не боюсь я вас, Варвара Станиславовна, - спокойно и вежливо произнес голос Георгия, - просто я…
- Значит, не боишься? Тогда докажи это… докажи…
- Варвара Станиславовна, да помилуйте…
- Ты же любишь меня… я поняла это с первого взгляда…
- Мадемуазель, мне льстит ваше внимание, но…
- Ты что – любишь брата сильнее, чем свое будущее счастье? Посмотри на меня, твое счастье – это я…
«Ну и барышни нынче пошли», - хотел уже было подумать Штольман, как вспомнил Анну: «Вы уже расстались с той женщиной или нет?». Впрочем, разница тут была: Анна любила его всей душой, эта же девица явно считает Георгия дурачком, которым можно как угодно вертеть; впрочем, время покажет – права она или нет. Штольман торопился к Сергею Рощину.
Сегодня Рощин-младший выглядел куда лучше, чем накануне. Ясный живой взгляд, полулежит в подушках, этак еще пару дней – и вовсе встанет на ноги.
- Очень хорошо, что вы пришли, - произнес Сергей бодрым голосом.
- Вы что-то вспомнили? – осведомился Штольман.
- Нет… но тут у меня кое-что случилось, о чем я бы хотел рассказать вам и только вам, как следователю…
- Слушаю.
- Вот эта чашка с молоком, – он указал на большую фарфоровую чашку, стоявшую на столике возле кровати. – Что-то с ней не то…
- Что же именно?
- Может, мне померещилось, но запах у этого молока… Только не пробуйте его, пожалуйста…
- Мда, ну и запах, - пробормотал Штольман.
- Я утром попросил принести мне молока с домашним печеньем, люблю, знаете ли… А пока ждал, начал дремать. Потом Венцеслава принесла поднос…
- Венцеслава?
- Да, сестра Элен - Варенька ее зовут на самом деле - она вызвалась ухаживать за мной. Смешная такая девочка, знаете ли, очень увлечена игрой во «взрослую даму». Ну, я попросил ее поставить поднос на столик, потом, дескать, займусь едой, а сначала посплю немного. Она ушла, я уснул… Проснулся я оттого, что меня разбудила Мимишка…
- Кто?
- Кошка моя. Она у меня разбалована, по кровати бегает, может прыгнуть на стол, чай лакает иногда из моей чашки… И вот, она пробежалась по кровати, потом прыгнула на столик, уже почти ткнулась носом в молоко, да как фыркнет! Меня это удивило. Молоко же, она его обожает. А она его пить не стала, меня и удивило это, я его понюхал…
- Я отправлю его на анализ в лабораторию, - сказал Штольман. - Но уже сейчас мне понятно, что кто-то очень хочет вашей смерти, причем кто-то из тех, кто проживает в вашем доме… Кто-то подсыпал что-то в ваше молоко, пока вы спали. Как вы думаете, кто бы это мог быть?
- Сам голову ломаю, поверьте! У меня со всеми прекрасные отношения; делить нам нечего…
Штольман задумался. Он хотел спросить Рощина-младшего о завещании… но спрашивать человека, едва оправившегося от раны, «Не думаете ли вы, что вас хотел убить родной брат» - было бы жестоко. Штольман решил промолчать до лучших времен. Вместо этого он спросил:
- Я узнал о завещании. Скажите, кто присутствовал на его оглашении?
- Я, брат и мама. Никого больше.
- А после этого? Кому вы об этом сообщили? Мне надо понять – кто еще мог знать об условиях завещания до того, как раздался этот выстрел в саду?
- Никто.
- То есть вы сами никому не говорили. А ваш брат? Ваша матушка?
- Матушка сразу пошла к себе и легла, ей нездоровилось. А мы с братом обсуждали завещание еще минут сорок… а потом я сразу пошел в сад, и … выстрел, как вы и сказали.
- А о чем вы говорили с братом, можно узнать?
- Нет, - Сергей виновато покачал головой, - мне никак… я не хотел бы об этом говорить, да и к делу это не относится.
- Это уж мне решать, - возразил Штольман, - в конце концов речь идет о двойном преступлении…
- Я очень устал, прошу меня простить, - Сергей закрыл глаза. – Спросите у брата, если вам так надобно…
«А пожалуй, хорошая мысль, - решил Штольман.