Я подозрительно покосился на ундину.
— Слушайте, ну откуда вы все это знаете?
Уголки ее чуть влажных губ дрогнули:
— Неважно. Я знаю не только это, но и многое другое, например, то, что позавчера ночью Карл едва унес ноги из комнаты, в которой лежала огромная связка чеснока. Я права? Было такое?
— Было, — вздохнул я, — было. А потом мне сказали, что оборотни не выносят чесночного запаха.
Она кивнула:
— Вам правильно сказали, отвращение к чесноку — едва ли не самый простой и верный признак, по которому их можно отличить от обычных людей. Хотя и не всех: дворецкий, например, был совершенно не чувствителен к запаху чеснока.
— Понятно, — сказал я. — Иначе как бы он мог служить дворецким.
Женщина потянулась к куче хвороста и бросила в огонь несколько сухих сучьев. Из-за этого ее грациозного движения я вновь невольно заострил внимание на некоторых особенностях покроя зеленого платья, а заодно и — куда уж тут денешься — наиболее выдающихся компонентах ее пышной, но гибкой и стройной высокой фигуры.
Она шутливо погрозила пальцем:
— Прекратите, это уже слишком! Вы не должны больше на меня так смотреть.
Но я взбунтовался:
— А как, по вашему, я должен больше на вас смотреть? И вообще, — храбро заявил я, — нельзя требовать от нормального человека сверх того, что он в состоянии вынести. Притом имейте в виду, что не я звал вас — вы сами пришли. Так что, дорогая, выбирайте одно из двух: либо я и впредь буду продолжать глядеть куда и когда захочу — не выходя, разумеется, при этом за рамки приличий, либо, ей-богу, лучше уйдите — спокойнее будет и вам и мне. А хотите, уйду я?
Она рассмеялась:
— Нет, сидите! Мы не обо всем еще переговорили, так что придется мне, видно, терпеть.
— Вот и терпите. — В тот миг я, честное слово, очень гордился собой. — И ответьте уж заодно, пожалуйста, на два вопроса, это очень важно.
Женщина снова подперла щеку рукой.
— Задавайте.
— Вопрос первый… — Я подергал себя за кончик носа. — Каким образом был убит дворецкий?
— Но это же очень просто, — пожав плечами, сказала она и посмотрела на меня как учитель на нерадивого ученика, который не знает, сумме чего равен квадрат гипотенузы. — Карл вошел в комнату, обернулся волком и загрыз своего недруга, выпив у него к тому же всю кровь. Потом он усадил мертвеца у двери и вороном вылетел в окно. А в парке снова превратился в человека, быстро вернулся в замок, поднялся на второй этаж и запер дверь спальни на ключ. Вот и все.
— Действительно элементарно, — пробормотал я. — И что ж я раньше не догадался. Но как вы можете так спокойно об этом говорить?
Она пожала плечами:
— Привычка… — И, помолчав, добавила: — Вы тоже скоро привыкнете, если… останетесь живы, конечно.
— Спасибо над добром слове! — Я был просто потрясен такой обезоруживающей откровенностью, а она как ни в чем не бывало продолжала сидеть, задумчиво глядя на кроваво-красные языки огня и даже улыбаясь время от времени каким-то своим, тайным, не ведомым мне мыслям.
Я тактично закашлялся, и женщина вздохнула:
— Ну и какой же второй вопрос?
Кашель как рукой сняло.
— Если уж, милая, вы такая всезнающая, то скажите, кто и почему хотел убить меня в самую первую ночь пребывания в замке?
Она подняла глаза.
— Это была ошибка. К вашему сведению, в деревне есть люди, которые если еще и не уверены полностью, то уж во всяком случае догадываются об истинной сущности Карла. А он, между прочим, как раз за день до вашего приезда перебрался в комнату в другом крыле замка…
— Из той, которая так любезно была предоставлена мне? — докончил я.
Женщина кивнула.
Я сжал кулаки.
— Мерзавец! Выходит, он знал?..
— Что вы приедете? Конечно, знал. Возможно, от графа, который, к несчастью, во всем ему доверяет. Но если даже граф и держал до поры до времени ваш приезд в Волчий замок в секрете, Карлу не составило бы большого труда узнать все, что бы он ни захотел.
— Так значит, эти вилы предназначались управляющему… — проговорил я.
— И чеснок тоже.
Но я ее уже почти не слушал, думая о своем. Признаюсь, известие о том, что не я был истинным объектом покушения, доставило мне хотя и небольшое, но все-таки ощутимое удовлетворение.
Женщина вдруг резко встала:
— Мне пора.
— Постойте! — Я тоже вскочил. — Но…