— Потом — вспомнил.
— И все равно не сказали?
— Не сказал, — проворчал я.
— Понятно… — Он преувеличенно громко вздохнул. — Личная жизнь…
И тут моя пресловутая кротость дала наконец трещину.
— Д-д-да, — воинственно прошипел я, — личная жизнь! Представь себе — личная жизнь!..
— Уже представил, — ухмыльнулся Ян, но лучше бы он, ей-богу, не ухмылялся, потому что хотя запрягаю я медленно, но в гневе становлюсь гораздо страшнее тысячи оборотней и вурдалаков вместе взятых, в чем ему и пришлось убедиться в течение последующих приблизительно пяти минут.
Но, впрочем, он оказался не робкого десятка — смирно сидел и внимательно, даже с почтением слушал все мои высокопарные словоизлияния. А когда, зайдя уже на второй круг по части изобретения неологизмов, я сначала почувствовал, а потом и понял, что повторяюсь, и на секунду умолк, дабы собраться со свежими мыслями и силами, он вдруг широко, как замковые ворота, улыбнулся и вежливо спросил:
— Всё?
Я пропыхтел как паровоз:
— Пока всё.
— Тогда отдохните минутку, сударь, а потом скажите мне, как зовут эту девушку.
Я опять открыл было рот для каких-либо новых гадостей, но тут же обратно закрыл — все, что оставалось еще не высказанным, было просто банально, а прослыть банальным казалось мне куда как страшнее, чем прослыть только грубым и невоспитанным. И я смолчал.
А Ян все еще улыбался:
— Так вы отдохнули?
— Отдохнул, — устало проворчал я.
— Тогда говорите же, сударь. Имя, мне нужно знать имя новой служанки.
Я понял, что проиграл, и моя свободолюбивая личность смирилась.
— Эрцебет, Ян, — тоскливо промолвил я. — Новую служанку зовут Эрцебет.
Честное слово, если имя это и сказало о чем моему собеседнику, то на облике его это никак не отразилось — ни один мускул не дрогнул на смуглом лице. Ян продолжал спокойно сидеть и только через некоторое время спросил:
— Сударь, та книга в библиотеке?
Я пожал плечами:
— Наверное, а где же ей быть еще?
— Тогда не сочтите за труд… — Он больше не улыбался. — Сходите, пожалуйста, за ней и принесите сюда.
— Прямо сейчас?! — удивился я.
— Да, прямо сейчас…
И я подчинился. Я встал, вышел из хибарки садовника и по тропинке направился к замку. Поднявшись по лестнице, вошел в библиотеку; щелчок выключателя — и неяркий электрический свет залил просторную, заставленную шкафами комнату.
Я бросил взгляд на массивный дубовый стол у окна — книги на нем не было. Тогда, сообразив, что, должно быть, горничная, делая здесь уборку, поставила ее на место, я подошел к шкафу и… Книги не было и там, как не было и на других полках и в других шкафах старинной графской библиотеки.
Войдя в хижину садовника, я поймал быстрый вопросительный взгляд Яна, но в ответ лишь развел руками. И он сразу все понял. Впрочем, это было не мудрено.
— Сядьте, сударь.
Я сел.
— Странно, Ян, но там ее нет, — сказал я. — Однако зачем тебе эта книга?
Его большие темные глаза словно приковали меня к табурету. Он ответил не сразу. Но он ответил.
— Я хотел, чтобы вы сами прочли то, что в ней должно быть написано.
— А что в ней должно быть написано, Ян?
— Ровным счетом ничего особенного, сударь… — Он усмехнулся. — Кроме одной вещи…
— Какой вещи, Ян?! — Я невольно привстал с табурета, а он вдруг громко и даже как-то торжественно, словно священник с амвона, отчеканил:
— Графиня Эрцебет Батори… Ведьма, которая зверски убила, а затем жестоко надругалась над трупами шестидесяти четырех юных невинных девиц… — Он немного помолчал и тихо добавил: — Она же — хозяйка Волчьего замка…
Подо мной зашатался неровный дощатый пол.
— Но Ян! — закричал я. — Как же так?! Ведь я ничего не слышал об этом!..
— Оно и не удивительно, сударь. — Ян сжал огромные кулаки. — Ведьма Эрцебет была заживо замурована в стене замка своими крестьянами… в тысяча шестьсот четырнадцатом году от рождества Христова.
Описывать мое внутреннее и внешнее состояние в тот момент считаю делом совершенно бессмысленным, бесполезным и неблагодарным.
Глава XIV
Если когда-нибудь кто-нибудь скажет вам, что он не боится ничего на свете, — во-первых, не верьте этому человеку, а во-вторых, не верьте ему так, как это только возможно. И я до приезда в Волчий замок имел, знаете ли, определенные основания считать себя одним из самых храбрых людей своего времени — клянусь, не раз и не два предоставлялась мне жизнью возможность убедиться в верности этого тезиса, — но то, повторяю, д о приезда в замок, а вот п о с л е…