Эрцебет рассмеялась и громко хлопнула в ладоши:
— Да вот же! Вот, смотрите!
Я немедленно повернулся туда, куда она указывала своей белоснежной холеной рукой, и увидел кресло, парное тому, в котором восседала сама Эрцебет. Кажется, когда мы толпились у колодца в саду кузнеца, заглядывая при помощи языческой магии Яна в мрачное чрево Волчьего замка, граф сидел в нем. Сейчас кресло было пустым.
— Смотрите, — повторила Эрцебет. — Видите?
— Смотрю, — пробормотал я. — Но, честное слово, хоть убейте — ничего не вижу.
(Вспоминая позже события той ужасной ночи, я часто задавал себе вопрос: зачем Эрцебет это сделала и почему так легко поддалась на мои, в общем-то, шитые белыми нитками уловки? В уме и хитрости ее сомневаться не приходилось, а потому… Нет, так или иначе, но я терялся в догадках. Я теряюсь в них и сейчас. Однако как бы там ни было, она сделала то, что сделала.)
Ведьма вскочила и быстро подошла ко мне, потом резко схватила за руку — но не за ту, на которой было кольцо, — и дернула с такой силой, что я в мгновение ока очутился на ногах.
— Подойдите ближе! — сквозь зубы процедила она.
Я повиновался и сделал несколько шагов в направлении кресла.
— Теперь видите?
— Нет.
— Еще ближе!
И вот, когда до кресла оставалось уже каких-нибудь два шага, словно некая таинственная пелена начала вдруг спадать с моих глаз. Но, впрочем, нет, я неточно выразился — наоборот, ощущение было такое, будто из полумрака спальни стали внезапно выплывать зыбкие, загадочные видения.
Сперва, почти незримо, задрожал воздух и наполнился мириадами черных точек. Потом сквозь этот растр стремительной волной пронесся поток алого света и исчез, оставив, однако, после себя странный темно-малиновый пугающий фон, через который постепенно начали проступать, в бликах и темных провалах, неясные очертания человеческой фигуры.
Я задрожал — все это время граф был здесь, в кресле, он был просто невидим!..
К сожалению, волнение мое сразу же почувствовала Эрцебет. Она моментально сдавила мне запястье с такой силой, что я чуть не вскрикнул, и взгляд мой, оторвавшись на миг от бледного неподвижного лица графа, вдруг снова упал на дьяволову свечу.
Она стояла, в своем страшном, обвивающем ее серо-желтый ствол пятью высушенными, скрюченными человеческими пальцами подсвечнике, совсем рядом, справа от кресла, в котором спал граф. Оставалось сделать только один шаг — и я достал бы до нее, клянусь святым распятием, достал бы, но… между нами была Эрцебет, железной хваткой впившаяся мне в руку и стальным взглядом — в глаза. Да, без сомнения, она уже прочла в них все мои мысли и планы, потому что очаровательное еще мгновенье назад лицо исказилось, зрачки полыхнули жестоким огнем, а от пунцовых губ вдруг повеяло леденящим, замогильным смрадом. В висках моих загудело, застучало, я понял, что еще миг и снова превращусь в бессильную куклу, и вот тогда…
И вот тогда, сам еще толком не осознавая, что делаю, я надрывно, отчаянно закричал и, обхватив Эрцебет руками, навалился на нее из последних сил, пытаясь, сдвинув ее с места и повалив на столик, на котором горела дьявольская свеча, загасить пламя, все равно, своим ли телом или же прекрасным телом проклятой прЛклятой ведьмы…
Конечно, я понимал все безумие этого плана, и когда в глазах заплясали огненные языки, уже знал, что проиграл. Свеча вот она, совсем близко, но ни дотянуться, ни даже упасть на нее я не успевал, а потому когда в ушах раздался громкий сухой треск, я воспринял это лишь как звуковую прелюдию к моему личному маленькому Армагеддону…
Но миновала секунда, затем другая. Свеча горела, а я все еще стоял, сжимая ведьму в объятиях, — и ничего не происходило. А потом я почувствовал, что упругое сильное тело Эрцебет вдруг как-то неестественно вытянулось — и тотчас обмякло.
Еще не веря до конца, что спасен, я отпрянул назад, заглянул ей в лицо и… О небо!.. На месте левого глаза Эрцебет зияла огромная кровавая яма, сквозь которую видна была пульсирующая, шевелящаяся красно-белая плоть, а сам глаз болтался на какой-то тончайшей жилке, свисая на мертвенно-бледную щеку. Однако второй глаз гневно и изумленно смотрел на меня.
Я отскочил к стене, а она продолжала стоять, глядя на меня единственным глазом. Видимо, она не могла сейчас даже пошевелиться, но, силы небесные, она была ж и в а!..
Ну а то, что случилось дальше, я буду вспоминать и на смертном одре. Как безумный бросился я назад к дивану и схватил с пола тесак — правый глаз Эрцебет все смотрел на меня! Я подошел ближе — она была недвижима. И тогда, зажмурившись и застонав, я размахнулся и изо всей силы ударил тесаком по ее гибкой шее…