– Правда?
– Помнишь, Норман рассказывал нам про нее? – Блондинка отложила журнал и взглянула на меня. – Дочь Кики Спаркс, представляешь?
– Неужели? Как тебя зовут?
– Коули, – сдержанно произнесла я. Мне хватало опыта, чтобы знать: всегда надо быть начеку.
– Что это у тебя в губе? – усмехнулась блондинка. – Жуть какая-то!
– Изабель! – Морган ткнула ее локтем в бок. – Сколько тебе лет, Коули?
– Пятнадцать, – ответила я.
Морган приблизилась ко мне, заправляя за ухо прядь волос. На правой руке у нее было кольцо с бриллиантом, совсем крошечным – но достаточно большим, чтобы сверкнуть в луче света.
– Ты к нам надолго?
– На лето.
– Заказ готов! – крикнул Норман из кухни.
– Вот и прекрасно, – сказала Морган. – Будешь как раз по соседству. Можно как-нибудь сходить в кино или еще куда-нибудь.
– Конечно! – откликнулась я, но очень тихо. – Было бы…
– Держи. – Изабель, блондинка, плюхнула передо мной коробки с едой. – Кетчуп в коробочке. С тебя пятнадцать восемьдесят с учетом налога.
– Спасибо, – кивнула я, протягивая ей двадцатку.
Она развернулась и направилась к кассе.
– Ну, передавай Мире привет, – промолвила Морган. – И скажи, что я буду на «Тройной угрозе» – у меня как раз выходной.
– На «Тройной угрозе», – повторила я. Это явно было как-то связано с рестлингом. – Ладно, передам.
– Вот сдача. – Изабель швырнула на коробки горсть мелочи.
– Спасибо.
Изабель отступила назад, к Морган, и, прищурившись, изучала меня.
– Можно я кое-что скажу? – спросила она.
– Нет, – возразила Морган.
Я промолчала, а Изабель продолжила:
– Эта штуковина в твоей губе, она, ну, отвратительная, – заявила она, сморщив носик.
– Изабель, прекрати!
– А когда в следующий раз будешь красить волосы, – добавила Изабель, не обращая внимания на Морган, – постарайся, чтобы цвет был равномерным. Я уверена, твоя мама может позволить себе отправить тебя к профессионалу.
– Изабель! – Морган схватила ее за руку. – Коули, ты ее не слушай…
Но я ее уже не слышала – еще не осознав толком, что произошло, я развернулась и, забрав свои коробки, поспешила на парковку. За много лет я в совершенстве овладела искусством выбираться из неприятных ситуаций. Это было чем-то вроде автопилота: я просто закрывалась и отстранялась; мой мозг отключался до того, как что-то обидное успевало проникнуть внутрь. Но порой высказывания все же достигали цели.
Теперь я стояла под одиноким фонарем, чувствуя запах картофеля фри и луковых колечек. Голод исчез. Я сама будто испарилась, и вместо меня появилась старая версия – потолще, помоложе, снова у себя в городке в ту ночь, когда мы с Чейзом Мерсером решили прогуляться по полю для гольфа. Я не плакала по пути к дому Миры. В слезах мало смысла. Боль все равно не отступает. Впрочем, я была рада, что больше не плачу. Я ведь даже не знала эту девушку, Изабель, с ее белокурыми волосами и капризными губами. На мне как будто вечно висела табличка «Пни меня» – и дома, и в школе, и во всем остальном мире. «Так нечестно», – подумала я, но это было так же бессмысленно, как и все остальное.
Дома я застала Миру перед телевизором. Она надела синие старушечьи тапочки и сменила кимоно на выцветший клетчатый халат.
– Коули! – крикнула она. – Это ты?
– Да, – ответила я.
– Тебе понравилась закусочная?
Я посмотрела на себя в зеркало у двери: на черные волосы, пирсинг в губе, рваные джинсы и черную футболку с длинным рукавом, которую надела, несмотря на летнюю жару. Изабель невзлюбила меня с первого взгляда, и не потому, что я была толстая.
– Коули! – снова позвала Мира.
– Я принесла твой салат.
Она открыла коробку и немедленно сунула в рот лист латука.
– Ох, ты будешь в восторге от их соуса «Цезарь»! – радостно заявила Мира. – Иногда Норман тайком приносит мне его домой. Просто чудо! А что ты заказала?
– Бургер с картофелем. Вот сдача. – Я положила деньги на журнальный столик, где нас уже дожидались две тарелки, два стакана с ледяным чаем и стопка салфеток.
– Спасибо. А теперь присаживайся, и давай есть. Я умираю от голода!
Кот Норман вылез из-под дивана и ткнулся носом в дно коробки.
– Я не очень проголодалась, – сказала я.
– Плохой кот! – воскликнула Мира, отпихивая его ногой, и добавила, обращаясь ко мне: – Но ты должна быть страшно голодна! У тебя был такой длинный день, столько впечатлений!
– Я устала, – призналась я. – Думаю, мне лучше просто лечь спать.
– Что-нибудь случилось?
– Ничего.
– Точно?
Я вспомнила об Изабель, о том, как она, прищурившись, мгновенно набросилась на меня. О маме в ее пурпурном костюме и поскрипывающих кроссовках, машущей мне вслед. О том, что впереди еще – целое лето.