— Но, Пречистая Дева, как же так?! — не сдавалась Мария Сергеевна. — Ведь Церковь нас учит, что плотская любовь… хотя и не грех, если в законном браке… но… духовная слабость, дань низменному началу… а уж намеренно разжигать похоть любострастными играми — в любом случае, смертный грех!
— Высокое — низкое, девственное — порочное, благое — греховное — нет, Машенька, как Я уже сказала, обо всём этом у вас ещё совершенно дикарские представления! Ведь только последние сто лет — и то далеко не везде! — у вас перестали насильно выдавать замуж девиц. И что же это, Машенька, у нас получается — а? Супружеское изнасилование, значит, не грех, а эротические (то бишь, любовные!) игры — грех? Причинять друг другу страдания — не грех, а доставлять удовольствие — грех? Якобы — во имя «высшей любви»?
Намеренно или нет, но Дева Мария задела болевую точку Марии Сергеевны, и женщина одну за другой стала сдавать позиции:
— …ремнём по голому телу… и стыдно, и больно… с какой стати Лёвушке это должно понравиться?.. да ещё — «оседлав»… унизив…
— Унизив, Машенька? Да большего унижения, чем твоя ночнушка, ты, при всём старании, вряд ли смогла бы придумать для мужа! И стыдно, и больно?.. видишь ли, вообразила его маленьким мальчиком! Для которого ремень — наказание… а мужчине, знаешь ли… в спальне с женщиной… когда немного стыдно, немного больно, а в целом — приятно… очень даже может понравиться… самой-то — вспомни?
И Мария Сергеевна вспомнила. Вернее, не вспомнила — ибо ни на секунду не забывала! — а будто бы вновь почувствовала. Сладкую, приведшую ко многим оргазмам, боль от наносимых самой себе ударов Лёвушкиным ремнём. И вновь ужаснулась своей неизбывной греховности. И мучительно захотела прекратить диалог с Девой Марией — что, в данный момент, не зависело от женщины…
— Вспомнила, Машенька — да?.. Но ведь Я — не об этом… Вернее, об этом — в качестве символа… только потому, что тебе самой любовные игры с мужем представились именно так… А как оно обстоит в действительности — что понравится, а что не понравится твоему Лёвушке — это уж ты как-нибудь сама… не поленись, пожалуйста… выведай у него, узнай… конечно, если уже не поздно… Но ведь Я, Машенька, о другом… догадалась — да? Разумеется — о твоей душевной фригидности! Не преодолев которую, не зачнёшь, не выносишь, не родишь… а уж какими средствами… во всяком случае, то, что тебе пригрезилось — вполне годится… конечно, если вдохновит твоего Льва…
— Но, Владычица, — будучи полностью разоблачённой и поняв это, Мария Сергеевна больше не упиралась, — ремешок — ладно… действительно — подумала о Лёвушке как об озорнике-мальчишке… и о его соответствующем «воспитании»… но чтобы нагишом кататься на спине у голого мужа — ей Богу, ни сном, ни духом!
— Машенька — опять в сторону? Опять хочешь уйти от главного? Если твоему Льву понравится — какая разница! Сама ли ты или кто-нибудь другой за тебя придумал! Ты лучше вспомни вот о чём… не хотела ворошить старое, но, чувствую, не обойтись… твоя душевная фригидность — она ведь не после аборта… она ведь гораздо раньше… лет, наверно, с пятнадцати… когда ты — и боясь, и желая потери девственности — страстно мечтала быть изнасилованной влюблённым в тебя Антоном. И чтобы он за это попал в тюрьму, а ты бы плакала и носила ему передачи. А поскольку от пятнадцатилетнего «очкарика» было невозможно дождаться таких диких форм проявления любви, то — вспомни, Машенька! — как ты почти два года с большим удовольствием мучила и его, и себя. Конечно, в основном — его: ибо твоя плоть тогда, по сути, ещё спала… позволяла всю себя раздевать и полностью оцелововать… но более — ни-ни… Удивляюсь, как бедный мальчик вынес почти два года таких утончённых пыток? И как после этого ухитрился не возненавидеть всех женщин — в принципе? Ну да, ну, нашлась Людмила… узнав о которой, ты прямо-таки взбесилась… ещё бы! Увела от тебя раба! Или любимую игрушку — как тебе больше нравится… а если бы не увела?.. ах, поженились бы — и ты бы ему отдалась как честная девушка?.. вволю до этого помучив и поиздевавшись?.. и каким — после двух-трёх лет такого обращения — был бы тебе он мужем?.. что? мог бы и изнасиловать? и попасть в тюрьму? ах, ты бы не стала на него заявлять? погрозила бы, поунижала — и только? Ох, уж эта ваша «война полов»! А поскольку Антон — не насильник по своей природе… что ж, Машенька, вспомни, с кем и как ты, в конце концов, лишилась девственности? Что? И вспоминать не хочется? Правильно! Такие воспоминания… ну их! Вот только, Машенька, твои жестокие игры с Антоном… они, знаешь ли, больше походили не на любовные игры… даже — и с садомазохистским уклоном… а на игры кошки с пойманной мышью… и ничего удивительного, что не только для Антона, но и для тебя самой они прошли очень не бесследно… душевно фригидной ты, Машенька — уж поверь Мне! — сделалась из-за этих кошмарных «игр».