— Не могу, Машенька… Только не отчаивайся — ладно? Уж если твоё сердце тебе открыло неизбежность разрыва — прими, как подобает христианке… дело не только в женщине — в музе… которой ты для Льва быть не можешь…
— В какой ещё Музе?.. так, значит, зовут эту гадюку?! — за страшной для неё сутью Мария Сергеевна совершенно не разглядела формы, и, соответственно, не совсем верно поняла ответ Богородицы. — Эту сволочь?! Мерзавку?! Разлучницу?!
— Да нет, Машенька, в той музе, которая вдохновляет художников и поэтов…
— Прости, Пречистая Дева, но это — чушь! Никакой Лёвушка не поэт, не художник! Ну да, иногда, по случаю, сочиняет дурацкие стишки — новогодние там или на день рождения — но это же… это… он ведь и сам никогда к ним не относился всерьёз!
— Поэт, Машенька. Нет, то, что он сочиняет по случаю — действительно, весьма невысокого уровня. Но… в юности у него был, понимаешь, дар… к сожалению — очень нестойкий… который почти погас при первых холодных дуновениях… однако же — не совсем… ушёл в глубину и тлел, тлел под спудом…
Сие, будто бы утешительное, откровение Богородицы Марию Сергеевну нисколько не утешило и не убедило: поэт — это нечто особенное! Имя в учебнике литературы, бронзовая статуя, но ни в коем случае не живой человек! И уж, конечно — не Лёвушка! И посему женщина никак не могла поверить в замаячившую перед ней музу с маленькой буквы: Пречистая Дева хочет ей подсластить пилюлю — и только! Муза Ивановна, Муза Андреевна, Муза Петровна — другое дело! Вот такая — вполне! Могла охмурить её Лёвушку! И таки — судя по признанию Владычицы — охмурила! И… ей теперь — что же?.. когда Лев вернётся из Великореченска, умолять его сделать напоследок ребёнка? Так сказать, в память о двадцатилетней семейной жизни? А ведь Пречистая Дева намекает именно на это… Господи, какое унижение! Впрочем, за её гордыню — вполне заслуженное… но… пусть унижение! Вытерпела бы и не такое! Только бы Лёвушка остался с ней!
— Умоляю, Владычица — помоги?!
— Увы, Машенька… разве что — советом. Во-первых, вспомни о прожитом вами совместно времени — особенно: о последних шести годах… ему, знаешь ли, дорого стоило их вытерпеть. Притом, что ты, в изобретаемых тобою и для него, и для себя мучениях, находило немалое удовольствие. Конечно, теперь, когда твоя душа стала оттаивать, и больно, и горько — Я понимаю. А во-вторых, Машенька… ты вот считаешь себя христианкой — и тем не менее постоянно повторяешь: я, моё… а ведь настоящая христианка, Машенька, не может быть собственницей. А уж в отношении другого человека — Боже избави! Грех, Машенька, очень тяжёлый грех… тяжелее которого — только убийство. Пойми, Машенька, у каждого на земле свой путь, своя судьба, своё, если хочешь, задание…
— …да, Пречистая Дева, да! — соглашалась Мария Сергеевна и плакала. Её, лишившаяся ледяной защиты, душа невыносимо болела. Особенно оттого, что, оттаявшим сердцем осознав всю беспардонность искусственной телесной фригидности последних шести лет, женщина горела желанием пылкими ласками возместить мужу причинённые её иступлённым (сатанинским!) грехоненавистничеством унижения, боль, обиды и при этом понимала: поздно! Единственное, о чём ещё можно молить Пречистую Деву, это о том, чтобы Лев, прежде чем навсегда уйти, подарил ей ребёнка. И уже в нём — в сыне Льва — искать утешения.
— Владычица — а ребёнка?! — трепеща от ужаса потерять всё, взмолилась Мария Сергеевна. — Умоляю, Владычица, помоги, чтобы Лев не отказал мне хоть в этом!
— Ребёнка, Машенька?.. и в этом, к сожалению, Я тебе не могу помочь, но… ты же знаешь своего Льва?.. Ну, что так осуждаемые тобой и отцом Никодимом телесные «похоть» и «любострастие» он вообще не считает грехами?.. хотя… если всерьёз полюбил другую женщину… да нет! При его, так сказать, беспринципном зато щедром и добром сердце… думаю, Машенька, зачать ото Льва — не составит тебе проблемы… и знаешь, Машенька, скажу напоследок: верь, что в самом конечно счёте всё будет хорошо.
— Даже — если Лев от меня уйдёт? Не оставив ребёнка? И тем не менее — верить? Как и в кого — Пречистая Дева?!
— В Него. В Моего Сына. Верь — вопреки всем своим сердечным сомнениям. Понимаешь, Машенька… когда Я стояла у креста, Я ведь тоже почти не верила, что Он — Воскреснет…
Эти заключительные слова Пречистой Девы, пристыдив, возродили женщину: Господи! Да в сравнении со страданиями Девы Марии моя бабская истерика из-за того, что уходит муж — сущий вздор! Да и — уходит ли?.. Вдруг да — перебесится и вернётся?..