— Виктор Евгеньевич, вы — тоже! И ещё, наверно, красочнее, чем я! Ну, изобразили ту сценку, которую вряд ли видели?
— Увлёкся, Танечка — каюсь. Не только не видел, но и слышал в основном не от Ильи, а от Павла. А Илюшенька — нет, наивность потомственной российской интеллигенции меня и бесит, и умиляет! — вернулся с этого «собеседования» в полном недоумении: как, мол, в служителе Божьем может быть столько злобы? Вместо того, чтобы спокойно и аргументировано опровергать его — пусть даже еретические — идеи, набросился чуть ли не с кулаками. Не понимая, что для отцов игнатиев — во все времена и в любом обличии! — кулак-то как раз и является решающим аргументом… Вот так, значит, Танечка, и началось «великое противостояние»… И я, естественно, заинтересовавшись, собрал кое-какие биографические сведения об этом новоявленном ревнителе «святоотеческого православия». В общем-то — без особенного труда. Чего, увы, не могу сказать об отце Варнаве…
— Как, Виктор Евгеньевич, даже вы? О нашем прославленном «дьяволоборце» не можете сказать ничего пикантного? До сих пор не смогли узнать?
— Почти ничего, Танечка. Кроме того, что в монахи он постригся в восемьдесят седьмом году. В Троице-Сергиевой лавре. А до этого был обычным священником — кажется, в Подольске. Но ведь я им, по правде, до последнего времени особенно не интересовался — во-первых, он со своими «просветительскими» беседами о сатанизме стал выступать недавно, а во-вторых: не могу же я из чистого любопытства тратить время и деньги на каждого параноика. Даже — если он в монашеской рясе. Однако в последние дни… понимаете, Танечка, когда Брызгалов взялся за расследование обстоятельств гибели Алексея — вдруг стали обнаруживаться странные связи… которые могут, кажется… нет! простите! об этом лучше пока не говорить.
— У-у, Виктор Евгеньевич, заинтриговали женщину, — с наигранной обидой в голосе комически возмутилась артистка, — и тут же всё засекретили! Ладно! Если считаете, что это необходимо — как-нибудь перебьюсь… только одно — если можно… отец Варнава — агент КГБ? Да — Виктор Евгеньевич?
— В свете последних событий — очень, Танечка, вероятно… правда, теперь это ведомство называется по-другому, но суть, думаю — та же… Однако, — спохватился Хлопушин, — всё это, как вы понимаете — мои фантазии. В лучшем случае — домыслы и догадки…
— Ой, Виктор Евгеньевич, совсем обнаглела баба! Другой на вашем месте меня за моё любопытство давно бы послал к чёрту! Ведь я — сволочь! — краду и краду ваше время. Простите, пожалуйста! И огромное вам спасибо за Льва!
Наконец-то попрощавшись, Танечка замурлыкала себе под нос нечто бравурно-сентиментальное, вроде «Женщина Ваше Величество», закружилась по комнате, передразнивая внутренний голос, сложила незатейливую формулу «а времени у тебя, Танька — вечность», сразу же, испугавшись, суеверно сплюнула «тьфу-тьфу, чтобы не сглазить», вспомнив, что в бутылке осталось немного шампанского, провальсировала на кухню, на секундочку остановившись, наполнила пенным напитком бокал, подхватила его, отпила глоток и, закружившись с бокалом в руке, вернулась в комнату.
Слава Богу, благодаря чудодейственному телефонному звонку мучительное напряжение спало, но возбуждение оставалось: мысли перескакивали с одного на другое, руки и ноги женщины не желали ни мгновения быть в покое, сердце одновременно и пело, и плакало от невозможной, всё разрастающейся любви.
«Мой теперь, Лёвушка, мой! И никто, и ничто его не отнимет: ни жена, ни звезда, ни великореченские подонки… которые, однако же… Боже! Всякую беду отведи ото Льва! И камень, и нож, и пулю! Адское ложе инфернофилки жены и грозные чары звезды Фомальгаут! Всё опасное, страшное, злое, Господи, отведи ото Льва! Оставь ему только мою любовь! Во всех её проявлениях! Земном и небесном!»