Ставень захлопнулся, а через минуту-другую заскрежетал открываемый замок, дверь распахнулась и в тесную камеру ввалились два здоровенных амбала в милицейской форме. Сжавшийся в комок, так, чтобы прикрыть лицо и живот, Лев Иванович по позвоночнику и рёбрам получил несколько сильных ударов резиновыми дубинками, от которых у него потемнело в глазах и перехватило дыхание — по счастью, этим, будучи по своей природе не особенно жестокими, садисты в форме на сей раз и ограничились, на прощанье пообещав астрологу, если он вякнет ещё, так «отмудохать», что родная мама не узнает.
«Доволен, стало быть, «страстотерпец» — да? Своё получил — мазохист несчастный? Или — счастливый? Кайфа-то, кайфа — а? Рёбрышки, лопаточки и позвоночки ныть-то будут, небось, до завтра? Жаль, что не хрустнула ни одна косточка, а то бы — вообще! С неделю бы упивался своими страданиями! Ну да — дело вполне поправимое! Отдышишься малость и опять постучишь в окошечко! Вот тогда уж излупцуют по полной программе! Насладишься не хуже, чем святой Иероним! Которому бедненькому за неимением рядом милиции приходилось сечь самому себя! — ехидничал обиженный Окаёмовым ещё в пятницу на послевыставочном банкете бесёнок. — Ну, заступись, заступись ещё! Ведь Илюшеньке, в отличие от тебя, попало куда серьёзнее! Может и не дожить до завтра! Так что: отдышишься — постучи опять! И ему, может быть, поможешь — и себе в удовольствие!»
«Заткнись, провокатор хренов! Если нравится — материализуйся и всю «прелесть» милицейских дубинок испробуй на своих позвонках и рёбрах! Ах, не имеешь такой возможности? А не то бы — с радостью? Ну да — как и все провокаторы! Которые для других «связывая бремена тяжкие и неудобоносимые», вовсе не собираются взваливать их на свои плечи! Так что — молчи себе в тряпочку!»
Призвав к порядку разбезобразничевшегося в мозгу бесёнка, Лев Иванович поворочался на лежанке, стараясь поудобнее устроить своё избитое тело — что, когда к полученным в драке ссадинам и синякам добавились следы от милицейских дубинок, было не совсем просто — помечтал немного о недоступной сейчас сигарете и, закрыв глаза, попытался уснуть: увы — в столь возбуждённом нервно-психическом состоянии усыпить его могла только бутылка водки. Да и то — одной бы вряд ли хватило.
И вновь мысли астролога сосредоточились на Илье Благовестове: приходил, приходит и будет приходить! Без Мессии — людям нельзя! Другое дело, что Он Сам не всегда понимает это. В обозримой исторической перспективе только единственный раз осознал Себя в Иисусе из Назарета. Обычно же: Пророк, Просветлённый, Учитель, Праведник, но — не Мессия! Ибо мысль о Спасении как о единичном акте — по аналогии с Сотворением — всё ещё владеет нашим (в своей массе архаичным) авторитарно-магическим сознанием. Которому эволюционистские идеи, несмотря на бесчисленные, говорящие в их пользу факты, до сих пор ещё бесконечно чужды: не желаю иметь в предках обезьяну! Бог сотворил человека по своему образу и подобию — и точка!
Прямо-таки детское противопоставление! Да на кой чёрт Богу мог понадобиться такой вот, от начала и до конца Им запрограммированный человек? С запрограммированной — даже если и согласиться с этой абсурдной теодицей! — свободой воли?
Поняв, что уснуть ему всё равно не удастся, Лев Иванович мысленно возвратился к очень, на его взгляд, интересной гипотезе Петра — о Промысле Божьем. Который, с одной стороны объявляя непостижимым, с другой — едва ли не все религии расписывают в мельчайших подробностях: кому с кем спать, что есть, во что одеваться, какие приносить жертвы, где, как и когда молиться. Тогда, как в действительности…
…вместо интересных идей и умных мыслей Петра в голове Окаёмова вдруг мелькнуло дурацкое четверостишие: что? Муза изволила посетить тюремную камеру? Чтобы надиктовать здесь нечто возвышенное? Вздор, господин Окаёмов! Такие, с позволения сказать, стихи всегда у тебя сочинялись с лёгкостью! Муза здесь ни при чём! Ведь кое-как зарифмовать банальную мысль — элементарное графоманство! Нет уж, голубчик, «Бог и Эволюция» — тема-то вон какая! От неё не отделаешься глупенькими стишками! Ни Богу, ни Обезьяне зубы не заговоришь!
Вообще-то у Петра, если отвлечься от его многословия, нечёткости формулировок, повторов и, главное, от заумных — то ли бредовых, то ли просто недоступных пониманию Льва Ивановича — логико-математических выкладок, выстраивалась стройная и достаточно простая теория, основным стержнем которой являлся следующий постулат: БОГ НУЖДАЕТСЯ В АЛЬТЕРНАТИВНОМ — НЕ ЗАВИСЯЩЕМ ОТ НЕГО — СОЗНАНИИ.