Астид подошел, поднял руку, чтобы постучать. Судя по доносящимся звукам, в комнате было весело. Говорили одновременно несколько женщин, иногда слова прерывались смехом. Сквозь голоса полукровка уловил плеск воды. Поколебавшись несколько мгновений, Астид опустил руку и едва заметно шевельнул пальцами, заставив створки дверей бесшумно раздвинуться на ширину фаланги. В образовавшуюся щель стала видна купальня с широкой бадьей. В бадье, погрузившись в воду по грудь, сидела Танкри. Три девушки-танцовщицы в коротких промокших юбках хлопотали рядом: одна со смехом терла северянке спину губкой, другая зачерпывала воду из бадьи ковшом и обливала Танкри сверху, помогая смывать мыло, третья расправляла простынь. При этом все трое болтали, перебивая друг друга и похохатывая. Танкри, отфыркиваясь от обильно текущей по лицу воды, тоже смеялась.
Астид чуть улыбнулся, с удовольствием созерцая идиллическую картину. Но все же отвёл глаза, когда Танкри легким движением поднялась, переступила край бадьи, шагнула на подстеленную циновку и завернулась в поданную простыню. Полукровка бесшумно сдвинул створки двери, отступил на шаг и громко постучал. Голоса и смех оборвались, и в проеме двери, нешироко раздвинув створки, возникла Танкри.
— Панжавар Астид? — удивилась она.
— Доброе утро, Танкри, — полукровка склонил голову, приветствуя танцовщицу. Взгляд упал на её грудь, облепленную мокрой простыней. Ткань была не настолько плотной, чтобы скрыть обернутые в неё красоты. Астид спохватился, вскинул голову, устремив взгляд поверх плеча стоявшей перед ним танцовщицы. Вышло еще хуже — глаза уперлись в полуобнаженных танцовщиц, с любопытством рассматривающих посетителя.
— Не могла бы ты уделить мне немного времени? — Астид отвлекся от девушек, взглянул Танкри в лицо. — Мне нужна твоя помощь.
— Могла бы, — ответила Танкри после недолгого молчания. — Дай мне несколько минут.
Она прикрыла дверь, оставив Астида неловко топтаться у порога. Но прикрыла неплотно. Астид внутренне усмехнулся, сочтя это за намек. Сказав девушкам несколько слов, Танкри скинула простынь. На этот раз Астид глаза отводить не стал. Затаив дыхание, он с тихим восторгом любовался её красотой и грацией. Делая обычные вещи — надевая длинную рубаху, взбивая влажные волосы — она двигалась, словно танцевала.
— Пойдем, расскажешь, что за помощь тебе нужна, — Танкри вышла из купальни и поманила за собой Астида.
— Только не говори, что они твои служанки, — Астид качнул головой в сторону девушек в купальне.
— Не скажу, — ответила Танкри. — Они такие же танцовщицы и мои приятельницы.
— Но они тебя одевали!
Танкри улыбнулась.
— Воспользовался?
— Как ты и хотела. И да, я видел — они тебя одевали.
— Я же говорила — я не рядовая рабыня. И имею некоторые привилегии.
— Ну, про лекаря и портниху я уже слышал. Какие еще?
— Еще? Еще, например, по утрам я принимаю ванну первой, — усмешка Танкри получилась немного грустной.
Астид в замешательства оглянулся. В только что оставленную Танкри ванну погрузилась девушка, обливавшая её водой, вторая со смехом принялась намыливать подругу, а третья, кокетливо улыбнувшись полукровке, плотно сдвинула створки двери.
— Прости за вопрос, — полукровка замялся. — Вы… всегда так беззастенчивы?
— Здесь не храм невинности. А совсем наоборот. Показываем товар, если можно так выразиться, лицом. Тебя это покоробило?
— Нисколько, — слукавил полукровка. Отчего-то ему стало неприятно сознавать, что Танкри приоткрыла бы створки точно так же перед кем-то другим.
Последняя дверь слева вела в комнату Танкри. Она вошла первой, Астид шагнул за ней. Остановился на пороге, рассматривая небольшой светлый покой.
Легкая мебель темного дерева оттеняла светлые стены. Центр комнаты занимал низкий чайный столик, окруженный пухлыми подушками. У стены слева — трюмо с десятком ящичков, уставленное фарфоровыми и стеклянными флакончиками и баночками всех размеров, цветов и форм. Напротив — разукрашенный резьбой с цветочными мотивами шкаф на изогнутых ножках, а рядом, как ни странно, канцелярское бюро и кресло с высокой спинкой. В алькове за полупрозрачным занавесом находилась низкая широкая кровать, убранная расшитым покрывалом. На перекладины четырехстворчатой ширмы у алькова и стоящую рядом скамеечку была небрежно накидана одежда. Сквозь открытое окно, под которым на обитой шелком кушетке лежали двухструнный инструмент с длинным грифом и смычок, можно было рассмотреть краешек моря и прибрежные скалы. В комнате было свежо и пахло ирисами.