Один из вбежавших склонился над телом, приложил ухо к груди.
— Он умер, панжавар Падахр, — взглянул снизу вверх на сидевшего на кровати полуодетого главного евнуха.
— Умер? — с горестным недоумением выговорил толстяк. — Какое несчастье. Бедный Сеймё.
Падхар покачал головой, слез с кровати, нагнулся и вытащил из пальцев Сеймё носок.
— Бедный Сеймё, — повторил печально и повел рукой. — Унесите его.
Глава 15
Утром Астид проснулся бодрым и полным сил. Он громко зевнул и прокашлялся, но, к его облегчению, никто не откликнулся на его голос. Астид спокойно оделся, принял облик Падхара и выглянул в коридор. У его двери переминался с ноги на ногу молодой евнух, держа в руках кувшин с водой и таз для умывания.
— Панжавар Падхар! — склонился он голову. — Я отправлен старшим евнухом служить вам.
Полукровка оглядел нового слугу и забрал из его рук умывальные принадлежности.
— Хорошо. Самое главное правило — не соваться ко мне, пока не позову. К моему возвращению из храма завтрак должен ждать меня на столе.
У ворот главного дворца Астида встретил вчерашний начальник стражи.
— Панжавар Падхар. Вы за наложницей?
— Да. Её еще не привели?
— Наложницу Ольмет вывели от владыки еще ночью гэкеры его личной охраны, — хмуро сообщил воин. — И отвели в тюрьму.
— Что? — неподдельно изумился Астид. — В тюрьму?
Стражник кивнул. Выяснять причину произошедшего было некогда — до службы в храме оставалось совсем мало времени, а отчета о прошедшей ночи никто не предоставил. Стоя в относительно свободном уголке храма, окружив себя защитным заклинанием, полукровка напряженно размышлял, что же такого случилось в покоях Дербетана.
День оказался не легче предыдущего: та же изматывающая бумажная суета; улаживание скандала между наложницами, не поделившими прогулочные дорожки в саду; два просителя, чающие добиться милости Дербетана через Восьмую Невесту Луны. От одного в качестве благодарности Астид получил расписку на солидную сумму, дающую право выбрать любой товар на Большом рынке. Подношение второго было более материальным — триста золотых монет, спрятанных в потайном отсеке шкатулки с дорогим чайным сбором.
Попасть в дворцовый каземат Астиду удалось лишь вечером, после того, как очередная наложница была отправлена к владыке. Начальник тюремного караула, неохотно оторвавшись от игры в «Двадцать девять» с двумя своими солдатами, выслушал главного евнуха и указал подбородком в сторону темного прохода. Астид снял со стены один из факелов и пошел в указанном направлении.
В сумрачном коридоре шаги, сопровождаемые шумом далеких волн, отдавались зловещим эхом. Двери в немногочисленные пустующие камеры были открыты, являя взору глухие, мокнущие от сырости холодные каменные стены. Коридор оканчивался открытой всем ветрам площадкой, нависающей над морской бездной.
Последняя камера была закрыта. Посветив в неё факелом, Астид увидел сидящую на полу Ольмет. Щурясь на свет и дрожа, она с удивлением рассматривала евнуха.
— Панжавар Падхар?
Астид пригляделся и увидел на лице женщины обширный синяк.
— Как я понимаю, повелитель не оценил твоих усилий? — покачал головой Астид.
— О нет, напротив, — опустила глаза наложница. — Именно что оценил. Я так сильно напомнила ему мать, что он приказал казнить меня. Завтра на рассвете.
Астид вопросительно поднял брови.
— Его мать, как оказалось, хотела возвести на престол его старшего брата. Дербетан убил их обоих. А я имела неосторожность напомнить об этом, разбудить старую ненависть в его сердце.
Наложница непринужденно рассмеялась, так, словно ей рассказали смешную шутку.
— Панжавар Падхар! — она поднялась, подошла к решетке и протянула руки сквозь прутья. — Прошу вас, помогите мне!
— Я не могу, — пожад плечами Астид. — Не в моей власти вызволить тебя отсюда. Слово владыки — закон. А закон суров.
— Я не прошу о свободе, — молитвенно сложив ладони, наложница опустилась на колени. — Я не хочу умирать в муках на Скале Правосудия, панжавар Падхар! Я прошу о милости быстрой смерти! Я прошу вас, принесите мне яд!
— Яд? — озадачился полукровка. — Почему не нож, чтобы ты перерезала себе жилы, или не веревку, чтобы удавиться?
— Это навлечет на вас беду, ведь при мне не было этих вещей, когда я попала сюда. А яд… Он мог быть со мной, вас никто не заподозрит.
— Ты печешься обо мне перед своей грядущей гибелью? — удивился Астид.
— Вы хотели мне добра. Это моя вина, что я оказалась тут, надо было лучше знать историю, — горько усмехнулась наложница.