— Уркаганы! За ножи! Вся зона поднялась!..
И убежал, сгинул в сторону ворот. А в распахнутые двери уже рвался рев толпы:
— Бей их!
— Дави! Круши!
— Так-растак. . Вон из зоны! Ворье! Сволочь'.
Блатные поволокли стол, чтобы припереть двери. Да разве
(удержишь?.. Затрещало все, штукатурка посыпалась с потолка. Белые круглые лица с открытыми ревущими ртами плясали в проломах. Ленчик сорвал одеяло, мотанул на голову и — в окно. Сквозь стекольный дождь протискался кое-как между перекрытиями, выва-
! лился на снег. К нему подбежали, начали пинать, топтать... «Все, конец»,— ворохнулось в сознании.
Со сторожевых вышек захлопали выстрелы, будто кто кнутом заиграл. И тут Ленчик сообразил, что его уже не бьют, что он один тут... Приподнялся. По дороге, сломя голову, неслись блатные к воротам, под защиту охраны. Ворота уже распахнуты и там, за преде- V лами зоны, видна цепочка солдат.
— Живой?
Ленчик перевернулся на спину. Дядя Витя, тяжело дыша, стоял перед ним, держа ножку не то от табуретки, не то от скамейки.
— Ну, что? В зоне останешься или уйдешь?
Ленчик с трудом сел и, морщась от боли, долго кашлял и плевался кровяными сгустками в снег. Отдышавшись, посмотрел затуманенными глазами на дядю Витю:
— Остаюсь в зоне. Какой вопрос...
Глава двадцать пятая
Перед самыми боевыми действиями с японцами пришлось Трубину впервые прыгать с парашютом в Амур. Инструктор сказал ему, что при падении считай до четырех, а потом уже дергай за кольцо. Трубин подумал-подумал и решил пересилить свой страх, считать до десяти, а затем уж кольцо... Помнится, что за поручни ухватился, закрыл глаза. «Пошел!»—закричал инструктор.
Трубин разжал пальцы, ухнул вниз, на тугие струи холодного воздуха. «Раз... два... три... четыре». А дальше без пауз, как из пулемета, через одно число: «Шесть, восемь, десять»,.. И рванул кольцо. Парашют раскрылся. Все нормально. Вот уж и вода близко. Пора отстегивать лямки. Одну отстегнул, а вторую трогать побоялся: вро-де еще высоко... На руках повиси-ка, вдруг сил не хватит—оборвешься... А вода совсем близко. Растерялся Трубин, забыл про вторую лямку, хочет повиснуть на стропах, а пристегнутая к лямке нога не дает. И саму лямку отстегнуть не может. Все натянулось, тело перекосило.
Лямку он отстегнул уже в воде. Нырнул и отплыл подальше, чтобы не запутаться в стропах и не утонуть.
Инструктор за прыжок похвалил: «Молодец, затяжным прыгал и от системы парашюта освободился до приводнения». Откуда ему было знать, что Трубин забыл про вторую лямку, и в воде ему просто повезло?
От той похвалы инструктора долго оставалось у Трубина чувство вины и неудобства. Не раз порывался сказать инструктору, что «полного освобождения от системы парашюта не было», но все откладывал: случай вроде бы мелкий, не ахти какой. Подумаешь, лямка! Отцепил же он ее все-таки, хотя и в воде.
...Нечто подобное испытывал он теперь. Это было тоже чувство вины и неудобства. Он знал — перед кем. Перед Чимитой.
Все, что она сделала для него, не шло ни в какое сравнение с тем, что он сделал для нее. О-о, ему еще немало предстоит всяких там «отстегиваний лямок»! И надо уметь «отстегивать».
С некоторым удивлением стал замечать Трубин, что он все больше думает о Чимите и что она ему становится все дороже. Вот она уехала на растворный узел и ее долго нет, и он вдруг почувствовал пустоту вокруг. С растворного узла подъезжали самосвалы с холодным бетоном... Там, где бетонировали фундамент, слышались возбужденные крики. Кто-то ругался. А. Трубин все смотрел на дорогу, не покажется ли Чимита.
— Григорий Алексеич, бетон замерз!
Это прибежал Колька Вылков. Шапка зажата в кулаке, по лбу катился пот.
— Не выдумывай.
— А я и не выдумываю. Кузов самосвала вот так подняли, торчком, а бетон оттуда и не вываливается.
— Сбивайте лопатами, ломами — чем угодно... И сразу — в фундамент. Уплотняйте вибраторами.
Но можно ли укладывать в конструкции такой бетон? Ведь он однажды уже утрачивал свои свойства... Будет ли он прочным и долговечным? Чимита доказала, что будет.
На растворном узле она приготовила партию бетона с поташом— противоморозной добавкой. Из этой партии изготовили несколько опытных образцов. Для части образцов схватывание массы проводили тотчас же после приготовления бетона, а для остальных — после потери и восстановления пластичности. Любопытно, что бетон, потерявший и снова восстановивший пластичность, набирал прочность активнее, чем уложенный в формы сразу же после выхода из бетономешалки.