Васька тогда смотрит на шкалу, закрепленную на стреле. Залог— значит сделано десять ударов. Свая после десяти ударов пятитонной бабы ушла в грунт на пять сантиметров.
— Еще залог!— орет Васька и, хотя у него на голове металлическая каска, проворно удирает за кабину копра или — реже — прячется за тело направляющей стрелы. Возле стрелы страшно. Над головой натужно ухает баба, бьет по оголовнику, прикрывающему верх сваи.
— У-у-х!
Под ногами вздрагивает и трясется земля, в коленях у Васьки дрожь. Рядом просвистел бетонный нашлепок — от удара бабы свая содрогнулась и кусочек бетона отлетел прочь. Этих нашлепков надо остерегаться. Особенно их много, когда дядя Костя бьет первый залог или когда он выпивши.
Еще залог, еще... Васька смотрит, прищурившись, протирает глаза и радостно кричит машинисту:
— Готова!
Это значит, что свая дала проектный отказ. В последнем залоге она вошла в грунт менее, чем на три сантиметра.
Васька машет руками крановщице Груше. Опускается якорь крана, на него цепляют сваю, и стрела крана медленно и величественно несет ее туда, где дядя Костя подготовил уже чалочный трос, чтобы поднять сваю, поставить ее точно в отметку, оставленную металлическим штырем. Свая поставлена, на нее опускают оголов- ник. Сейчас баба полетит вниз, и дрогнет далеко окрест земля и задребезжат стекла в домах. Со свистом во все стороны полетят бетонные нашлепки — берегись!
Залог, еще залог...
У дяди Кости настроение, по его собственному выражению «как у птицы». В груди приятная легкость и знакомое возбуждение от предчувствия чего-то хорошего. Он, конечно, знает, что все это означает. У него в кармане деньги, полученные за обучение экипажей, и он может распорядиться ими, как того пожелает душа, благо жене ничего про этот приработок не ведомо.
После шестой сваи дядя Костя вылезает из кабины, потирая ладони и радостно оглядываясь. Норма перекрыта на одну сваю. Смене конец. Пора и шабашить.
Из-за шума работающих неподалеку копров разговаривать с Ванюшкой Цыкиным бесполезно, и дядя Костя предается размышлениям. За всю жизнь ему еще не выпадало на долю такого внимания всяких начальников. В каких только кабинетах не побывал он в эти дни: и у Шайдарона, и в парткоме, и в постройкоме. и у главного механика, и у диспетчера! Всем нужен дядя Костя, все интересуются его самочувствием, расспрашивают о копре и просят постараться на забивке свай, показать пример всем экипажам копров, и, если понадобится, то откалымить две смены или полторы.
Сейчас он стоял возле своей заглохшей машины и силился вспомнить, чего он наобещал, на что дал согласие и кому дал.
От пристального и всеобщего внимания всевозможных начальников всю смену дядя Костя немного тревожился: не случилось бы чего... И хотя деньги уже в кармане, и настроение в общем-то, как у птицы, и знакомое зудящее предчувствие... Как пойдут они с Ванюшкой куда-нибудь и закажут сначала по паре пива...
И когда он приметил краем глаза подходившего к нему Ивана Анисимовича Каширихина, сердце у дяди Кости заколотилось и оборвалось куда-то вниз...
Спустя сколько-то минут дядя Костя, сутулясь, вышагивал рядом с секретарем парткома, то и дело оглядываясь, не видать ли Цыкина, его верного помощника. Но Цыкина нигде не было видно. И дядя Костя окончательно понял, что томился и тревожился он не случайно, что то, чего он не ясно и подсознательно опасался, все это свершилось вместе с приходом Каширихина.
— А могли бы вы, Константин Касьяныч, за смену забивать больше шести свай?— спрашивал Каширихин.
— Это смотря по общей картине... как нарисуется,— неопределенно отвечал дядя Костя, смущаясь мало знакомого ему человека и думая о том, как бы ненароком не вплести в разговор непечатное слово, обходиться без которого он не имел привычки.
— Ну, а все-таки?
— Это как грунт укажет,— продолжал стоять на своей неопределенности дядя Костя.
— Грунт вы уже знаете. На всей площадке главного корпуса залегание твердых пород ровное. Может, вам что-нибудь мешает?
— Да нет вроде бы... Свай маловато завозят. Нынче завезли двадцать свай всего. Я шесть вбил. Остается четырнадцать... на четыре машины. Это не работа. Скоро драться будем за каждую сваю. Куда годится? Елки-палки.
— У меня к вам просьба, Константин Касьяныч.— Каширихин остановился, видимо, не собираясь дальше провожать машиниста копра.— Такая просьба... Сваи вот-вот пойдут. Сваями мы вас завалим скоро. И к этому нам с вами надо быть готовым. Не смогли бы вы, вернувшись сейчас домой, продумать всю работу членов вашего экипажа от начала и до конца смены. Должны же быть какие-то неувязки, какой-то недогляд... Чего-то недоучли, про что-то забыли, на что-то не обращали внимания. Вы меня понимаете?Дядя Костя мотнул чубом, хотя он понимал весьма смутно из- за того, что ему никто ничего подобного никогда не говорил и смысл слов Каширихина стал доходить до него уже после того, как он дал знать, что ему все ясно, что ничего добавлять не нужно.