Они ссорились и мирились, и все это было только лишь для того, чтобы сильнее понравиться друг другу, а внешне они порой старались показать, что весьма легко могут прожить друг без друга.
Когда они были не одни, тогда она была совсем иной. Тогда ее выразительные глаза показывали и открывали многое, если не все из того, что скрывали в ее душе отчужденность и строгость, вынужденные теперь отступить перед приступом веселости. В такие часы она не давала ему никакого покоя. Не задумываясь, при всех дурачилась с ним, щипала и щекотала его. Он не выдерживал, убегал от нее, а она смеялась над ним. Смеялась она много и говорила много и смело. Но опять-таки только не наедине с ним.
Они сидели как-то компанией в саду на скамейке, ждали кино. Кто-то из девчонок про Трубина сказал, а Софья ответила: «Ты на него не очень-то заглядывайся. Я никому его не отдам». И было непохоже, что шутила.
Григорий провожал ее после кино. Ободренный словами «никому его не отдам», поцеловал ее, как она ни вырывалась. Неожиданно для него она заплакала.
— Ну, что ты! Перестань!—просил он, не зная, как ее успокоить. — Да перестань! Вот выдумала!
А она плакала с такой горькой безысходностью, что Григорий в лихорадочных поисках успокоительных слов не нашел ничего лучшего, как сказать:
— Ну, что ты на меня^. Что ты обижаешься? Пусть я такой и такой... Но ведь и Сталин кого-то когда-то целовал!
Через несколько минут они оба хохотали.
Этот первый поцелуй для нее многое значил. Дикарство ее медленно, но неотвратно подходило к концу. Его вытесняла любовь. Первая и, может, самая сильная любовь.
С чего у них началась любовь?
В один из вечеров Софья дежурила в тресте. Звонков ни откуда не было, и она уже собиралась уходить, как в приемную заглянул Григорий Трубин.
— Что-нибудь с бетоном?— спросила она.
— Да нет. Просто так зашел. Ничего нового нет? Никаких происшествий?— Он покрутил пальцами и усмехнулся. — Ну нет, так нет. И Шайдарон не звонил?
— Нет. Хоть бы позвонил... Я что-то сомневаюсь...
— А что такое?
— Да опять с этим «Гидроспецфундаментстроем». На острове Долгом они ведут берегоукрепительные работы. Пятьдесят тысяч рублей взяли... А камень возят негабаритный, откосы не подготовлены. В документах показывают четыре тысячи кубометров камня, а вывезли на самом деле тысячу. Врут прямо...
— Проверьте по путевым листам у шоферов. Если все свалят на геодезистов, не верьте... Путевой лист для вас закон.
Он постоял в нерешительности, не зная, то ли остаться, то ли уйти. Соня поддерживала разговор с ним, и он не мог так вот взять и сразу уйти, не дав ей выговориться. Незаметно для себя он втянулся в рааговор о старых кинокартинах, которые когда-то они смотрели, о книгах, когда-то прочитанных и ныне полузабытых. Поговорили об общих знакомых, о погоде... И вдруг оба почувствовали пока еще непонятную для них важность состоявшегося разговора.
Вот после того и началось у них сближение.
Как все это было понять, осмыслить? Что же это такое —взаимная симпатия, обыкновенное увлечение? А если любовь? Но почему чуть ли не год ничего не было между ними, а тут сразу?.. Почему много-много раз видел Трубин эти черные со смоляным накрапом волосы, этот «гоголевский профиль», слышал ее голос, встречал ее веселой, сердитой, задумчивой, и никогда не думал о ней больше, чем о других, никогда не выделял ее среди других? Но достаточно было одного разговора о берегоукрепительных работах на острове Долгом — и все сместилось со своих прежних понятий и представлений. все сдвинулось, произошла смена всего. Что же зрело у них в душах весь этот год? Что же им довелось выстрадать? И какие первоначальные силы пришли в движение? И какая нашлась еще сила — откуда она?— что привела в движение те первоначальные силы?
Почему теперь вся она стала для него совершенно не такой, какой была еще недавно? Что случилось с ее губами, с ее глазами, с ее прической? Почему все это стало для него непонятно дорогим и волнует его?
Софья считала, что все решил случай. Если бы в тот вечер она не дежурила, не спросила его о «Гидроспецфундаментстрое»... Если бы ему не пришло в голову после кино зайти в контору... Наверное, она ошибалась. У нее не было времени подумать, как следует, да она и не искала объяснений невесть откуда взявшемуся чувству. До этого ли ей было? До поисков ли? Ее захватило таинство случившегося.
Потом же... Вышло как-то так... Ей казалось, что она любила его сильнее, чем он ее. У нее естественнее проявлялись чувства, она была менее сдержанна. Ее любовь можно увидеть в каком-нибудь пустяке, в малозначительном, ничтожном случае, во всем том, чему сам Григорий не придавал значения.