– Лучше Мишеллетте, она четче сечет. Манни, можно мне чуть поменять заказ и прихватить шматочек ветчинки?
– Половина твоя. Проф свинины – ни-ни.
А тут и проф явился, правда, не в самом светском виде, но чистенький, аккуратненький, волосики зачёсаны, на щечках ямочки, в глазах чертики прыгают, и – никаких бельм.
– Проф, как вы это делаете?
– Старая школа, Мануэль. Я этими делами занимаюсь намного дольше вас, молодые люди. Но как-то раз много лет тому назад в Лиме, – кстати, прекрасный город! – я дерзнул выйти пройтись вечерком без этих предосторожностей – и меня сходу замели сюда. Ах, какой красивый стол!
– Проф, садитесь рядом со мной, – пригласила Ваечка. – Рядом с этим хамлом я ни за что не сяду. Он насильник.
– Народ, зырь сюда, – сказал я. – Сначала едим, потом вы меня ликвиднете. Проф, накладайте себе и в темпе излагайте, что стряслось нынче ночью.
– Не дозволите ли чуточку изменить программу? Мануэль, жизнь конспиратора нелегка, и еще прежде вашего рождения я научился во время приема пищи не вдаваться в политику. Политика за столом вредно сказывается на выделении желудочного сока, так начинается язвенный процесс. Учтите: язва желудка – это профзаболевание подпольщиков. Уммм! Как приятно пахнет эта рыбка!
– Рыбка?
– Ну, вот эта. Лососинка, – взялся проф за ветчину.
Через очень некоторое и приятное время мы вышли на стадию «кофе/чай». Проф откинулся, вздохнул и сказал:
– Балшойе сэпсибоу, гаспажа и гаспадин! Японски бох, как хорошо! Не припомню, когда я в последний раз был так примирен с действительностью. Ах, да! Вчера вечером я не так уж много повидал. Как только вы блестяще ретировались, я забился в щелку, дабы сберечь себя для будущих битв. Что и совершил одним сверхдальним нырком на бреющем полете за кулисы. Когда я дерзнул высунуть оттуда нос, вечеринка уже кончилась, гости разошлись, осталось девять жмуриков в желтеньком.
(Добавлю от себя: имеются поправки, они мне стали известны много позже. Когда началась заваруха, сразу после того, как я протолкнул Ваечку в дверь, профессор выхватил пистолет и, шмаляя поверх голов, снял троих охранничков у центрального заднего выхода, в том числе того, что с мегафоном. Провез он оружие на Валун тайком или сумел обзавестись им позже, я не знаю. Но с профессорской пальбы в соединении с тем, что сделал Мизинчик, пошла расплата тою же монетой. Ни один из желтых роб живым не ушел. Несколько человек получили серьезные ожоги, четверо наших погибло, но кулаки, бутсы с подковками и ножи справились за несколько секунд.)
– Точнее говоря, восемь, – продолжал профессор. – Двоих казачков у тех дверей, через которые вышли вы, упокоил наш замечательный камрад Мкрум-Мизинчик, и я с глубокой скорбью должен сказать, что и сам он при том скончался на месте.
– Мы так и думали.
– Такие-то дела. Dulce et decorum[4]. Но третий с расквашенной физией еще шевелился, и мне пришлось применить прием, известный в профессиональных кругах Эрзли как «стамбульский захват». И третий присоединился к своим дружкам. К тому времени большинство уже разошлось. Остались я, Финн Нильсен, который председательствовал на вечере, и некая камрад «Мом», как ее называют мужья. Мы с Нильсеном посоветовались и заперли все двери. Надо было прибраться. Вы в курсе относительно тамошних служебных помещений?
– Понятия о них не имею, – сказал я. Ваечка отрицательно помотала головой.
– Там есть кухонька и продовольственный склад на случай банкетов. По тому, с каким знанием дела Мом и ее семейство распорядились, догадываюсь, что они содержат мясную лавку, мы с Финном только успевали подносить покойников, а семейство управлялось с той быстротой, с какой расчленёночка уходила в городскую канализацию. От этого зрелища я заслаб и занялся мокрой приборкой в зрительном зале. Трудней всего пришлось со шмутками, особенно с этими полувоенными мундирами.
– А что стало с лазерами?
Проф уставился на меня невинным взглядом.
– С лазерами? Должно быть, пропали куда-то. А всё личное имущество с тел наших порубленных камрадов мы сняли. Для родных, для опознания личности и на память. И под конец притомились. Не столько от усилий одурачить Интерпол, сколько от трудов по созданию видимости, что ничего такого не случилось. Посовещались, пришли к общему мнению, что в ближайшее время нам показываться на глаза не стоит, и разбежались кто куда, лично я через люк в переборке, выходящий на шестой уровень. Затем я попытался дозвониться до тебя, Мануэль, поскольку тревожился за тебя и за эту прекрасную даму, – поклонился проф Ваечке. – Вот и вся история. Ночь я провел в спокойных местах.
– Проф, а ведь эти охранники были сплошь новички, они скверно держались на ногах. Иначе нам не справиться было бы, – сказал я.
– Возможно, – согласился он. – Но и в противном случае результат был бы тот же.
– Это как же? Ведь они были вооружены.
– Хлопче, ты когда-нибудь видел собаку-боксера? Скорее всего, не видел; таких крупных собак на Луне не держат. Вывести эту породу стоило больших трудов. Благороднейший, умнейший пес, но когда вынуждает обстановка, он мгновенно превращается в самого настоящего душегуба. А у нас на Луне выведена еще более любопытная порода. Ни в одном городе на Эрзле нет такой образцовой вежливости и рассудительности, как здесь. Я бывал в большинстве городов Терры, и по сравнению со здешними все они – чистый зверинец. Однако лунтик – такой же душегуб, как пес-боксер. Мануэль, у девяти охранников, я не знаю как вооруженных, не было никаких шансов справиться с такой ватагой. Наш патрон воспользовался скверной диспозицией.
– Поди, да. Проф, утреннюю газету видели? Или видеоновости?
– Видеоновости.
– Во вчерашнем ночном выпуске ничего не было.
– И нынче в утреннем тоже.
– Странно, – сказал я.
– А что странного? – спросила Ваечка. – Просто мы не хотим болтать, а у нас камрады на ключевых местах во всех газетах Луны.
Проф отрицательно покачал головой.
– Нет, драгоценнейшая. Всё не так просто. Цензура. Вам известно, как попадают новости в наши газеты?
– В общих чертах. Это делается машинным способом.
– Проф вот что имеет в виду, – сказал я. – Подборки новостей составляют в редакциях. На то есть выпускная служба, управляемая ведущим компьютером в комплексе Главлуны, – (я уповал, она заметила, что сказано было «ведущий компьютер», а не «Майк»). – Подборки передаются туда по телефону. Их вводят в компьютер, он их прочитывает, обрабатывает и дает команду на печать в разных местах. Новоленский выпуск «Дейли лунатик» печатается в Новолене с учетом местных сообщений, эти отличия компьютер тоже учитывает, а как именно, это сейчас неважно. Проф имеет в виду, что Вертухай может влезать в распечатки, пока они находятся в распоряжении комплекса Главлуны. То же касается всей передачи новостей с Луны и на Луну: все они под колпаком у вычислительного центра.
– Суть в том, что Вертухай имеет возможность замолчать эту историю, – продолжил проф. – Неважно, делает он это или нет. И ты поправь меня, Мануэль, потому что я плаваю там, где речь о машинах: он может изменять текст, и при том не играет роли, сколько, наших камрадов имеется в редакциях.
– Точно, – согласился я. – В комплексе можно добавить, вычеркнуть или переправить всё, что хочешь.
– И в этом, сеньорита, наша слабость. В отсутствии средств связи. Сами по себе все эти живодеры по редакциям – мелкая сошка, но архиважно то, что это Вертухай, а не мы, решает, что публиковать, а что нет. Средства связи – это Sine qua non[5] для революционера.
Ваечка глянула на меня, и я понял, что на синапсы схвачено. И сменил тему.
– Проф, зачем было устраивать такую приборку? Мало того, что противное дело, так ведь еще и опасное. Понятия не имею, сколько у Вертухая охранничков, но пока вы там возились, могла явиться еще одна хевра.
– Поверь, хлопче, мы этого побаивались. И хотя помощник из меня оказался ни к черту, идея была моя и мне удалось убедить остальных. На оригинальности, впрочем, не настаиваю, я последовал имеющемуся историческому опыту и известному принципу.
4
Dulce et decorum (лат.) – начало вошедшей в пословицу строки из Горация «Dulce et decorum pro patria mori» – «Сладостно и почетно умереть за отчизну».
5
Sine qua non (лат.) – буквально: «без чего нет»; формула, которой обозначается необходимое условие