Ну, что вы будете делать с этим типом! Ведь я уже раздухарился, раскипятился, а пришлось всё взад проглотить и промямлить:
– Сэпсибоу, проф.
Смерть «Адама Селены» проф утвердил.
– Могли бы еще потянуть, но уж больно момент подходящий. Майк, вы с Мануэлем следите насчет этого дела. А я по пути домой заскочу в Черчилл и опознаю тело.
Так он и сделал. Я так его и не спросил, чей он труп выбрал: лунтика или десантника, – и как умудрился больше никого в это дело не впутать. Наверное, просто в Верхнем Черчилле гора неопознанных трупов была. У того, что он выбрал, рост и цвет кожи были подходящие. Но после взрывной декомпрессии, да еще и с сожженным лицом, выглядел он – как вспомнишь, вздрогнешь.
В таком виде он и лежал в Старом куполе с накрытым лицом, там речи толкали, я не слушал, а Майк каждое слово записал. Он жуть как был падок на лесть, самое человеческое качество это в нем было. Какой-то твердолобый хотел, чтобы этот карбонат забальзамировали, всё Ленина в пример приводил. Но в «Правде» написали, что Адам был в этом вопросе решительный сторонник переработки и в жизни не примирился бы с таким дикарским исключением. Так что этот неизвестный солдат, а может, штатский, а может, ополченец, проследовал в нашу городскую переработку.
Уж раз о том речь, придется говорить, хотя вот так неохота. Ваечку не задело, она просто много сил потратила. А вот Людмила домой не вернулась. В тот момент я не знал, – и рад, что не знал, – но она погибла возле пандуса против «Bon Morche». Там много народу погибло. Разрывная пуля ударила ей точно между грудешек ее милых. В руках у нее кухонный ножик был, причем весь в крови. Думаю, успела она со своим ангелом смерти расплатиться.
Об этом мне Стю рассказал, по телефону не стал, а лично добрался до комплекса, и мы с ним вместе вернулись. Стю даром времени не терял. Чуть драка кончилась, он сходу кинулся в «Дрянд» со своей специальной кодовой книжкой колдовать. Да не пришлось. Мама там его нашла, и он вызвался мне сообщить.
Так что пришлось мне домой ехать на семейный плач. Но, в общем-то, в жилу было, что никто из наших до меня не добрался, пока мы с Майком «Булыган» раскручивали. Когда приехали ко мне домой, Стю вперед входить не хотел, поскольку не в курсе наших обычаев. Анна к нему вышла и силком затащила. Он же нам как родной. И многие соседи на плач пришли. Не так многие, поскольку чуть не в каждой семье кто-то погиб, не одни мы плакали в тот день.
Но побыть дома не пришлось. Не мог – работы было сверх головы. Всего-то подошел к Милочке, глянул и поцеловал на прощанье. Она у себя в комнате лежала, и вид был, будто она спит. Потом побыл немножко с родными перед тем, как снова за дело взяться. Только в тот раз до меня дошло, насколько наша Мими старенькая. Уж она-то смертей повидала, причем кое-кого из потомков схоронила. Но, показалось мне, Милочкина смерть здорово ее подсекла. Ведь Людмила была не просто так, а внучка Мамина, даже больше – считай, дочка во всём. Только что не родила ее Мама. И по Маминому настоянию в порядке особого исключения еще и со-жена. Самая младшая при самой старшей.
Как все лунтики, мы своих мертвых в переработку пускаем. Я вполне приветствую, что дикарский обычай в землю зарывать мы с Эрзли не завезли. Наш способ лучше. Но семья Дэвис железно не отправляла то, что из процессора вынули, в сельхозпроизводственные туннели. Нет. Это мы доставляли в туннель-беседку, где в розы превращалось, в нарциссы и пионы под тихое жужжание пчел. Всегда считалось, что сам Джек Дэвис «Черный» там находится, то есть те атомы от него, что остались-таки после стольких лет цветения.
Приятное место, очень красивое.
Настала пятница, а никакого ответа от ФН не было. В новостях с Эрзли поровну было, во-первых, недоверия, что мы семь бортов уничтожили и два десантных полка (ФН даже не подтвердили, что имел место бой), и, во-вторых, полного неверия, что мы способны Терру бомбить или устроить то, что они всё еще называли «бомбежка рисом». Там больше вещали за мировой чемпионат.
Стю тревожился, поскольку на свои кодированные писули ответа не получал. Он их отправлял по коммерческому каналу «Лу-Но-Гон» на ее агента в Цюрихе, оттуда шла переброска его личному брокеру в Париж, а оттуда уже по особым каналам – доктору Чану, с которым я ту беседу имел, а после имел и Стю, причем они насчет этих каналов договорились. Стю насчет чего нажимал? Насчет того, что так как Великий Китай окажется под ударом через двенадцать часов после Северной Америки, его бомбежка вполне может быть вообще отменена, когда сам факт такой возможности уже будет доказан в Северной Америке. Но только в том случае, если Великий Китай сработает в темпе. А с другой стороны, Стю предлагал доктору Чану внести поправки в список целей, если те, что мы в Великом Китае выбрали, окажутся не пустыми местами, за которые мы их держим.
Стю места себе не находил. Он сильно надеялся на это лажовое сотрудничество с доктором Чаном. А я в него не верил. Я верил только в то, что сам доктор Чан постарается держаться подальше от наших точек. Причем даже матушке своей, старушке, не намекнет сделать то же самое.
Я тревожился за Майка. Выводить груз на траекторию по штучке – на это у Майка был ого-го какой опыт, но только по штучке. А теперь он должен был вести сотни за раз, причем обещал, что девяносто девять из сотни приведет секунда в секунду и тик-в-тик, куда назначено.
И даже больше того: для многих целей у него были запасные булыганы на второй удар, на третий и даже на шестой с интервалом поражения от нескольких минут до трех часов после первого удара.
Четыре великие державы и кое-какие поменьше имели противокосмическую оборону. Лучшей считалась североамериканская. Но об этом деле даже у ФН могло не быть точных сведений. Всё наступательное оружие было передано силам по обеспечению мира, а оборонительное считалось делом каждого в отдельности и могло быть засекречено. Строились догадки, что, начиная от Индии (было мнение, что у нее есть ракеты-перехватчики) и кончая Северной Америкой, оборона в полном поряде. Особенно в Северной Америке, которая здорово справилась с перехватом межконтинентальных термоядерных боеголовок во время «войны мокрых ракет» еще в прошлом веке.
Вероятно, большинство наших булыганов, нацеленных на Северную Америку, четко попадут, куда следует, просто потому, что там и защищать-то нечего. Но посылок на Лонг Айленд Саунд и в точку 87 градусов W и 42 градусов 30 минут N, то есть в озеро Мичиган, в центр треугольника, который образуют Чикаго, Гранд-Рапидс и Милуоки, там просто так игнорировать не смогут. При том, что ихняя гравитация делает перехват жутко дорогим и трудным делом, и при том, что защищать будут склонны только то, что стоит защищать.
Но мы не собирались дозволять, чтобы нам так просто дали по рукам. Поэтому на кое-какие цели у нас были заранее запущены дополнительные булыганы. Во что их превратит ракета-перехватчик с термоядерной боеголовкой, этого даже сам Майк не знал: сведений не было. Майк предполагал, что перехватчики получают команду на подрыв от радиолокатора. Но на каком расстоянии от булыгана? Понятно, что на достаточно близком, и был шанс, что булыган в стальной обечайке превратится в раскаленный газ через микросекунду после этого. Но между боевой ракетой со сложной схемой управления и элементарным многотонным булыганом – большая разница. То, что прикончило бы ракету, может просто пхнуть наш подарочек в сторону, причем сильно. Недолго ему потом и промазать.
А нам надо было доказать, что мы способны швыряться дешевыми булыганами сколько угодно после того, как все их дорогущие перехватчики с термоядерными боеголовками кончатся. Если не докажем на первый раз, то как только Терра опять к нам тем боком повернется, попробуем во второй раз попасть по намеченным целям, что в первый раз поразить не сумели. И запасные булыганы для второй попытки (и даже для третьей) были уже в космосе. Понадобятся – только подпихни.
Но если все три бомбежки за три оборота Терры будут отбиты, мы до будущего года будем булыганы метать. Пока у них перехватчики не кончатся. Или пока они нас не прикончат, что более вероятно.