Крупская, будучи одним из руководителей Наркомпроса, требовала: сказки и приключения детям читать не давать. По ее странному мнению, в сказках много необычного, волшебного, они уводят детей от реальности.
Литературовед Валерий Яковлевич Кирпотин делился со мной воспоминаниями. Сталин рассказывал писателям на даче у Горького, что Ленин, чувствуя приближение болезни, взял со Сталина честное слово, что тот в случае паралича даст ему яд. Когда Ленин действительно был парализован, Сталин обратился в политбюро с просьбой освободить его от данного Ленину слова. Специальным решением политбюро освободило Сталина от этого обязательства.
Глава тридцатая
СУДЬБА ШАЛЯПИНА И ЛУНАЧАРСКИЙ
Нарком просвещения приехал в Мариинский театр, прошел в артистическую Шаляпина:
— Федор Иванович, я немного задержу спектакль: скажу вступительное слово.
Шаляпин в гриме Бориса Годунова, не выходя из образа, кивнул. Луначарский прошел на авансцену. В креслах сидели красные командиры. Спектакль предназначался для них. Нарком сказал:
— В сегодняшнем спектакле встречаются с народом три великих художника — Пушкин, Мусоргский и Шаляпин. Опера воссоздает образ Смутного времени — иностранного нашествия, разорения. Сейчас тоже трудная эпоха. Но то были сумерки перед романовской ночью, а сейчас — после нее. Пусть напоминание о Смутном времени вселит в вас веру в светлое будущее.
…Спектакль прошел блестяще. Овации не смолкали. Шаляпин ушел за кулисы, снял царскую порфиру и вновь вышел на сцену.
Луначарский стал прощаться, однако Шаляпин задержал его, обратившись к нему с вопросом:
— Анатолий Васильевич, что это вы с театром намереваетесь делать? И как со мной поступите?
— Как с вами поступим? Будем лелеять и холить, беречь и почитать, слушать и наслаждаться. Вот и вся программа советской власти по отношению к великому артисту Шаляпину.
— Против такой программы не возражаю. Однако как понимать выступление авторитетного работника вашего наркомата? Вот посмотрите, мне актеры специально принесли. Это статья в газете «Известия».
Луначарский взял газету и прочитал в статье П. М. Керженцева кем-то для Шаляпина отчеркнутое красным карандашом место: «Буржуазный театр до такой степени обанкротился, что после прокалки в огне социальной революции от него почти ничего не останется. Театральная политика должна быть проведена путем принуждения. И она приведет к созданию нового театра через стадию разрушения».
Шаляпин продолжал:
— Зачем же, спрашивается, разрушать театр? А вот мне принесли другую статью, летнюю, тоже «Известия», за… сейчас посмотрю… вот… от 17 июля 1918 года… — Шаляпин протянул Луначарскому другую газету, в которой также красным карандашом, видимо, та же рука отчеркнула заголовок статьи: «Из народа, но не в народ» и строки, в которых предлагалось социализировать и передать в собственность общества… Шаляпина. — Да что же я вещь, что ли? Может, меня крепостным актером сделают? У меня, попросту говоря, знаменитый вопрос Аркашки Несчастливцева возникает: «А не удавиться ли мне?»
Луначарскому было неловко за автора нелепой статьи.
— Федор Иванович, — как можно деликатнее начал он, — мы создаем новое общество, новую культуру. Как все это делать, никто точно не знает. Делаем впервые. Пример брать не с кого. Вот люди и думают, спорят, обсуждают, а порою говорят глупости. Конечно, никто Шаляпина передавать в собственность общества не станет. Это чепуха. Однако и в иной глупости можно найти рациональное зерно. Ведь речь здесь идет о том, что великого артиста должен слушать народ. А у народа еще не всегда хватает общей культуры, нет навыков восприятия классики, нет понимания условности театра и его языка, нет привычки, времени, средств ходить в театр. Как же быть? Я нередко предваряю театральное представление вступительным словом, пытаюсь популярно рассказать о спектакле. Однако этого, видимо, мало. Я вот поговорил с вами об этих глупостях, — Луначарский потряс газетами со статьями, — и пришла идея: распоряжусь-ка я раздавать бесплатно треть билетов на спектакли Мариинского театра с участием артиста Шаляпина. Будем распределять билеты среди рабочих и школьников, студентов и курсантов, командиров и политработников, красноармейцев и матросов. А что? — Луначарский улыбнулся. — Так мы «национализируем» искусство Шаляпина! Его будет слушать народ! И кое-что еще надо будет предпринять…