Луначарский критикует народническое миропонимание и выступает за активные и продуктивные взаимоотношения между художником, критиком и народом. Он и другие богостроители стремились подыскать искусству идеологически оправданную роль в рамках марксизма. Эстетика русских марксистов (Ленин, Плеханов) недооценивала, а порой и отрицала значение художественной фантазии.
Осуждая абстрактность, оторванность от жизни, мифичность народнических представлений о крестьянстве, марксисты выдвигали такой же миф по отношению к пролетариату. Луначарский полагал, что владеет знанием законов, которые управляют социальным развитием, и это позволит ему точно и ясно предвидеть будущее. Луначарский утверждает, что пролетариат — единственный наследник всех культурных ценностей прошлого. В статьях о классиках русской литературы и искусства он утверждает значимость и ценность для строителей нового мира культурного наследия Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Островского, Достоевского, Льва Толстого, Чехова, Горького, Брюсова и Блока. «…Тот, кто выражает черты своего времени, роднящие его с будущим, оказывается бессмертным», — писал он в 1921 году в статье «Пушкин и Некрасов». (Собрание сочинений. 1963. Т. 1. С. 32.)
Луначарский пишет: «Жизнь — борьба, поле битвы: мы этого не скрываем, — радуемся этому, потому что сквозь тяжесть трудов и, быть может, реки крови видим победу более грандиозных, прекрасных и человечных форм жизни. Побольше света, борьбы, энергии, жизни, правды с собою и другими, прочь все больное, жаждущее покоя, мира во что бы то ни стало, все кислое и дряблое! Мы не боимся суровой истины, холодного горного ветра, и даже ужасающего „нестрашного“, чудовищных буден не боимся…» (Диалоги об искусстве. С. 160.) Главное качество нового героя — пролетарский «макропсихический индивидуализм». Новый герой — одновременно и «я», и «мы», слившиеся воедино. В нем заключено то, что Ницше назвал бы «малым разумом».
Меньшевик Потресов заявил, что пролетариат совершенно не заинтересован в литературе и искусстве. Искусство — «подлинное безделье, в котором рабочий класс не нуждается». (Наша заря. 1911. № 9, 10.) В ответ Луначарский опубликовал «Письма о пролетарской литературе», где опровергал этот художественно-эстетический нигилизм: «В высшей степени не правы те, как, например, Потресов, которые стремятся доказать, что литература, беллетристика для рабочего есть роскошь, для которой он, во-первых, не находит времени и которая, во-вторых, — вещь относительно излишняя в его борьбе: ему-де нужно оружие, а не цветы». Он сообщает о выходе первых сборников («Пробуждение», «Наши песни») пролетарской прозы и об ожидаемых публикациях редакцией «Правды» сборника стихов пролетарских поэтов. Он обращал внимание на копенгагенского сапожника Андерсена Нексе, которого «даже буржуазная критика сравнивает с великим Диккенсом». Луначарский подчеркивает, что пролетарское искусство объединяет массы и утверждает новые идеалы. Он пишет: «Искусство есть оружие, и оружие огромной ценности» и вспоминает, как спартанцы высмеивали своих союзников-афинян, приславших им вместо военной помощи хромого певца Тиртея; однако искусство Тиртея оказалось действенным и вдохновило спартанцев на победу. Так и пролетарское искусство «всегда будет объединять, как песня, всегда будет вести пламенную агитацию».
Луначарский в «Письме о пролетарской литературе» пишет, что искусство — «оружие огромной ценности» и пролетариат должен научиться владеть им. Луначарский при некоторой склонности к тому, что позже получит название «вульгарный социологизм», стремится избежать его или по крайней мере отойти от его крайних форм. Он подчеркивает, что нельзя строить пролетарскую литературу как узкоклассовую или как вариант публицистики. Важно выстроить правильные взаимоотношения пролетариата и интеллигенции, важно особенно беречь и развивать отношения с той частью интеллигенции, которая приходит в лагерь пролетариата. (Борьба. 1914.№ 1,3, 6.) Эти идеи высказаны были Луначарским задолго до Октября и до того, как он стал наркомом просвещения, однако уже в этой работе его размышления во многом предвосхищают культурную политику будущего Советского государства.
Луначарский стремился создать марксистскую эстетику — основоположники марксизма эстетику разрабатывали не специально и не системно, а то, что было ими сделано, в то время еще не было опубликовано. Плеханов же ограничился разработкой социологии искусства. По мнению Луначарского, «самые вопросы стиля как такового, самые вопросы художественного творчества, художественного мастерства, самый вопрос психологии художественного наслаждения в литературе, равным образом как основы эстетики в собственном смысле этого слова, то есть положительного эстетического чувства, с которым мы воспринимаем нравящееся нам искусство, остались, к великому нашему сожалению, в стороне от Плеханова как искусствоведа и литературного критика». (Собрание сочинений. Т. 8. С. 273.)