Семью годами ранее, в Astronomia Nova, Кеплер опубликовал свое правильное объяснение приливам как результату притяжения Луны. Галилей отверг теорию Кеплера как астрологический предрассудок[317], и заявил, что приливы являются прямым последствием объединенного движения Земли, и это вызывает то, что море отступает от суши с различной скоростью. Данная теория будет подробно рассмотрена в одной из последующих глав ("Приливы"). Это заявление противоречило собственным исследованиям Галилея по вопросу движения, было возвратом к грубой физике Аристотеля, еще и постулируя, что должен быть только один высокий прилив в сутки, точно в полдень – а ведь всякий знает, что приливов два, и что они сдвигаются по часовому кругу[318]. Вся эта концепция находилась в столь ярком противоречии с фактами, и была столь нелепой в качестве механической теории – а ведь механика была областью тех достижений Галилея, которые мы помним до сих пор – что ее, концепцию, можно объяснить только лишь в психологических категориях. Для столь исключительного интеллекта это была просто поразительной теорией, совершенно отходящей от методов и направления мышления Галилея; она была не ошибкой, но иллюзией или даже бредом.
Вооруженный этим новым "секретным оружием" (как один современный ученый (H. Butterfield) назвал теорию приливов Галилея), он решил осуществить генеральное наступление на папу. Похоже, все знакомые Галилея, имевшие доступ к понтифику – кардиналы Дини, Барберини, дель Монте и так далее – отказались выступать в роли посредников, в конце концов, эта миссия была поручена кардиналу Алессандро Орсини, юноше двадцати двух лет. Галилей письменно представил ему свою теорию приливов. Продолжение этой истории описывает посол Гвиччиардини в отчете для герцога Тосканы, Космы II:
Галилей более всего полагался на собственные убеждения, чем на советы приятелей. Его Преосвященство кардинал дель Монте, да и я сам в меру своих скромных возможностей, а так же многие другие кардиналы из Священной Конгрегации, все мы склоняли его к тому, чтобы он сохранял спокойствие и не затрагивал этого дела, и если он желает принять коперниканские взгляды, пускай сохранит их исключительно для себя, не тратя столько усилий, чтобы уговаривать и склонять других для принятия той же концепции. Хотя каждый чувствовал, что его приезд принесет ему же вред и будет представлять ему же опасность, а не, как Галилей представлял, даст оказию оправдаться, сам он не потерял надежды на то, что обретет триумф над своими противниками и, в конце концов, дело выиграет.
Видя, как некоторые проявляют осторожность в отношении его проектов и желаний, после обращения к кардиналам и надоедания им же, Галилей обратился к кардиналу Орсини. С этой целью он получил от Вашего Достойнейшего Высочества рекомендательное письмо, составленное с большим жаром. В последнюю среду, во время собрания Консистории, не знаю, в связи с чем и по какому поводу, тот обратился к Папе с целью рекомендовать ему упомянутого Галилея. Папа ответил ему, что было бы хорошо убедить Галилея поменять свои взгляды. Орсини еще чего-то там говорил, но Папа перебил его, говоря, чтобы он предложил дело на рассмотрение Уважаемым Монсеньорам Кардиналам из Священной Конгрегации.
После отбытия Орсини, Его Святейшество приказал доставить к нему Баллармино и, обсудив с ним дело, заявил, что взгляды Галилея являются ошибочными и еретическими. Тем временем, узнаю я, что вчера собиралась Конгрегация с целью подтверждения мнения Папы. Коперник и все авторы, что писали в том же духе, будут исправлены, скорректированы или запрещены. Думаю, что лично Галилея никто обсуждать не станет, поскольку, в осторожности своей, он пожелает почувствовать то, чего желает и что чувствует Святая Церковь. 4 марта.
Тосканский посол уже явно надоели начинания его гостя и подопечного, так что отчет его не до конца достоверен, так как "в последнюю среду, во время собрания Консистории" означало бы 2 марта, а папский декрет, взывающий богословов Священной Консистории представить формальное заключение относительно теории Коперника, датирован 19 февраля. Но эта ошибка в датах могла быть вызвана какой-нибудь мелкой причиной. Сам факт того, что Орсини, вооружившись "коронным доказательством" Галилея заступился за него перед Папой, никто не оспаривает. И не слишком-то важно, довел до конфронтации именно этот инцидент или другой, но подобного характера[319]. Галилей делал все, чтобы эту конфронтацию спровоцировать.
318
Тот объяснял их вторичными причинами, действующими во внутренних морях, таких как Адриатическое и Средиземное. – Прим.Автора
319
Некоторые из биографов Галилея желают создать впечатление, будто бы причиной появления декрета от 5 марта были не упорные провокации ученого, но хладнокровно спланированная кампания инквизиции, цель которой заключалась в том, чтобы отобрать голос у науки. Чтобы доказать это, они утверждают, будто бы созыв заседания квалификаторов квалификаторов (Qualificators) не было решением, предпринятым
Но Каччини упоминал
Тем временем, факты говорят о том, что квалификаторы не получили указания просмотреть или осуществить цензуру
Об отсутствии задуманного заранее плана свидетельствует и письмо от Беллармино к Фоскарини и неуклюжая формулировка второго вопроса квалификаторам: Земля движется "в соответствии с целостностью самой себя, а так же в соответствии с суточным движением" (
Из авторов более новых серьезных работ, посвященных Галилею, Стилман Дрейк (Stilman Drake) утверждает, что фактором, который привел к запрету взглядов ученого, было попытка Орсини склонить Папу к изданию заключения в пользу этих взглядов, но вот Сантильяна придерживается того мнения, что история с Орсини была результатом контролируемой "утечки" сведений от инквизиции послу Тосканы, чтобы ввести его в заблуждение, "в то время как решение было принято много дней назад на тайном заседании. Таким образом доносчики были защищены, и все выглядело так, что лишь запальчивость и бестактность Галилея вынудили терпеливые до сих пор власти предпринять некие; с помощью Гвиччардини был найден наилучший способ того, чтобы дискредитировать Галилея в глазах Великого герцога". Но утверждение о "защите доносчиков" в этом контексте совершенно лишено смысла, а намерение дискредитировать Галилея в глазах Великого герцога невозможно согласовать с фактом, что через неделю после появления декрета папа Павел V удостоил Галилея аудиенции, в ходе которой отнесся к нему весьма благосклонно, а Беллармино издал очищающее его свидетельство. Конфронтация, спровоцированная Галилеем, сделалась неизбежной. Когда все уже было завершено, для смягчения последствий в отношении к Галилею были проявлены всевозможные знаки почтения, которые следовали ему как Математику Великого Герцога. – Прим.Автора