Столь же существенной является и степень интеграции в обществе или культуре между их частями и или сферами устремлений. Но здесь поставить диагноз дезинтеграции гораздо труднее, и он всегда будет спорным, поскольку критериев нормальности не существует. Тем не менее, я верю, что в рассказанной в этой книге истории будет распознана история расщепления и последующего отдельного развития различных ветвей знания и человеческих стараний – геометрии неба, физики Земли, платоновской и схоластической теологии – что порождало жесткую ортодоксальность, односторонние специализации, коллективные навязчивые идеи, взаимная несопоставимость которых находила выражение в проявлениях двоемыслия и "контролируемой шизофрении". Тем не менее, это еще и история неожиданных возвратов согласований и новых объединений, что появляются из, на первый взгляд. безнадежного распада на куски. Могут ли условия, в которых проявляются такие, явно, самодеятельные излечения, дать какие-нибудь положительные указания?
3. Некоторые условия, в которых рождаются открытия
Во-первых, новый синтез никогда не образуется от одного лишь прибавления одна к другой двух, полностью развитых ветвей биологической эволюции или эволюции разума. Каждый новый шаг вперед, всякое повторное объединение того, что когда-то было разделено, требует перелома жестких, покрывшихся панцирем образцов поведения и мышления. Коперник этого не сделал; он пытался устроить брак гелиоцентрической традиции с ортодоксальной аристотелевской доктриной, что ему не удалось. Зато удалось Ньютону, поскольку до этого образцы ортодоксальной астрономии уже сломал Кеплер, а ортодоксальной физики – Галилей. Вычитывая в обломках новый образчик, он соединил их все в новой системе понятий. Точно так же, физика и химия смогли объединиться друг с другом только лишь после того, как физика отказалась от догмата неделимости и непроницаемости атома, тем самым разбивая свое классическое понятие материи, ну а химия отказалась от доктрины окончательных, не способных к трансформации элементов. Новый эволюционный шаг вперед становится возможным лишь тогда, когда случится некое отступление процесса разделения, когда растрескаются и расплавятся замерзшие структуры, образовавшиеся в результате изолированного, слишком уж специализированного развития.
Похоже, что большинство гениев, которых мы должны благодарить за важнейшие мутации в истории мысли, имеются некие общие черты. С одной стороны, скептицизм, часто стоящий рядом с иконоборчеством, в их отношении к традиционным идеям, аксиомам и догмам, с другой же – открытость разума, граничащая с наивным легковерием относительно новых концепций, которые дают надежду, будто бы инстинктивные поиски на ощупь закончатся успехом. Из соединения этих двух явлений образуется важное умение неожиданно увидеть знакомый предмет, ситуацию, проблему или набор данных в новом свете или новом контексте: увидеть в ветке не часть дерева, но потенциальное оружие или инструмент; ассоциация падения яблока не с его зрелостью, но с движением луны. Открыватель функционально отмечает аналогию там, где до этого ее никто не видел, точно так же, как в проплывающем по небе облаке поэт видит верблюда.
Этот акт, заключающийся в том, что бы вырвать некий предмет или понятие из его обычного ассоциативного контекста и увидеть его в новом контексте, представляет собой, как я пытался показать, основной элемент творческого процесса[350]. Это, одновременно, акт и разрушения, и творения, поскольку он требует перелома некоего умственного навыка, расплавления, с помощью паяльной лампы картезианского сомнения, замерзшей структуры общепринятой теории, чтобы потом ее можно было сварить заново, но уже в иной форме. Возможно, это как раз и объясняет, откуда у творческих гениев взялось то странное соединение скептицизма и легковерия[351]. Всякий акт творения – в науке, искусстве, религии – требует отступа на более примитивный уровень развития, обретения невинности взгляда, освобожденного от катаракты обязательных убеждений. Это процесс reculer pour mieux sauter (здесь, перескакивание – фр.), дезинтеграции, предшествующей новому синтезу, сравнимый с темной ночью души, сквозь которую обязан пройти мистик.
351
Ср., Эрнст Джонс,