— Так точно. Пришлось доложить о ваших приключениях.
Басаргин повернулся к Перепелкину:
— Иди в штаб эскадрильи и напиши подробную объяснительную на имя командира полка – что и как происходило в полете от момента начала пилотажного задания в зоне до посадки.
— Понял, товарищ полковник.
— Как он тебе? — комполка проводил взглядом молодого летчика.
— Толковый паренек. Присмотрись к нему и по возможности выдвигай на старшего летчика. А что хотел Черняев?
— Не сказал…
Сашка был занятым человеком, занимавшим высокую должность, и к тому же никогда не названивал без причины. Это настораживало.
Басаргин задумчиво почесал подбородок и решительно шагнул к «уазику».
— Подбрось до штаба…
— Привет, Олежек, — услышал Басаргин после нескольких гудков.
В неофициальной обстановке Сашка всегда называл его «Олежек». Или «Олежка». Их дружба началась с первого курса училища. Общая рота, общее классное отделение, общая тумбочка между двумя соседними кроватями. После училища попросились в одну воинскую часть, летали и обрастали опытом в одной эскадрильи, вместе воевали в горах Кавказа во время второй чеченской кампании. После боевых действий одновременно поступили в академию. Правда, потом пути разошлись: Черняев отправился служить начальником штаба полка в Забайкалье, а Басаргин получил равноценную должность на Дальнем Востоке.
— Привет, Саня. Что-то быстро соскучился, — улыбнулся он в телефонную трубку. — Виделись же два дня назад.
— Виделись. Да тут новости подоспели…
Хорошо знакомый голос друга звучал немного необычно – с нотками сожаления и безысходности.
У Басаргина появилось нехорошее предчувствие.
— Да? И какие? — спросил он.
— Ты мне про посадку сначала расскажи.
— Посадка как посадка. В зоне с молодым старлеем пилотаж крутили; заметил плавное падение давления масла в левом. Задание прекратили и пошли на базу. При подлете давление упало ниже нормы – выключили, сели на одном. Капоты двигателя до прибытия комиссии опечатаны, борт под охраной… В общем, все как положено.
— Везет тебе на отказы, — прогудел в трубку генерал. — Какой по счету?
— Да я уж сбился… Девятый или десятый.
— Ладно, Олежка, давай к делу. Собирай вещички и возвращайся в Москву – тут приказ поступил о сокращении твоего отдела.
— О, как. Все ж таки решили от нас избавиться?
— Не от всех. Две штатные единицы убирают.
— И я в числе кандидатов?
— Пока не знаю. Но лучше, чтобы ты был на месте. Некрасиво получится, если тебя заочно подведут под сокращение.
— Понятно. А что с отказом? Мое присутствие при работе комиссии не понадобится?
— Не волнуйся – разберутся. Вылетай ближайшей «лошадью». Жду…
К счастью, ближайшая «лошадь» до Москвы отбыла из Ейска буквально через два часа. Небольшой транспортно-пассажирский Ан-26 вез в Министерство обороны несколько объемных коробок всевозможной отчетности о недавних учениях Южной группы войск. Документацию сопровождали три штабных офицера. Подсуетился на борт и Басаргин.
Устроившись на свободном кресле, он бросил рядом портфель, с которым всегда мотался по командировкам, и решил вздремнуть. Все-таки лететь предстояло два с половиной часа.
Не получилось. Мысли будоражил недавний телефонный разговор, да и посадка «на нервах» пока еще не отпускала. Дабы отвлечься, полковник принялся вспоминать молодость…
Вечером субботнего дня курсант Басаргин сидел на кровати и пришивал свежий подворотничок полушерстяной гимнастерки. Большинство товарищей получило увольнительную и находилось в городе, а он только что сменился с наряда. Отпрашиваться и куда-либо идти было поздно, да и не хотелось. Наряд выдался суетным, нервозным, и он прилично устал. Через полчаса ожидалась команда к ужину, а к вечерней проверке должны были подтянуться из города товарищи…
В казарме стояла непривычная тишина. В будние вечера к этому времени курсанты возвращались из Учебно-летного отдела; в казарме слышался возбужденный гомон – согласно распорядку впереди ожидались два часа свободного времени и целая ночь безмятежного отдыха. А сейчас в кубриках находилось человек двенадцать-пятнадцать: сменившиеся с нарядов и те, кого командиры не отпустили в увольнения за мелкие проступки.
Внезапно хлопнула входная дверь.
— Мужики! — огласил казарму чей-то вопль. — В Гутмане наших бьют!!
Гутманом курсанты называли ближайший к училищу Дом культуры, в котором по выходным проводились дискотеки. Иногда на подобных мероприятиях случались стычки с местной шпаной.