— Совершенно верно! — подтвердила Мери.
— Сами хороши! — отшутился Билл и, обернувшись, заглянул Саксон в глаза. — Не слушайте их. Они злятся, что им приходится танцевать друг с другом. Берт — никудышный танцор, да и Мери не так чтобы очень. Ну, пошли. Слышите, музыка заиграла. Увидимся через два танца.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Они обедали на открытом воздухе, в ресторане, где стенами служили деревья, и Саксон заметила, что по счету за всех четверых платит Билл. Среди молодых людей и женщин, сидевших за другими столиками, у них оказалось много знакомых, и обе пары оживленно перебрасывались с ними приветствиями и шутками. Берт настойчиво и даже грубо подчеркивал свое право на Мери, ловил и сжимал ее руку, клал на нее свою и даже, завладев ее двумя кольцами, долго не хотел отдавать их. Время от времени он обнимал ее за талию, и Мери то порывисто отталкивала его, то с притворной рассеянностью, которая никого, однако, не могла обмануть, делала вид, что не замечает его маневра.
Саксон, говорившая мало, но очень внимательно изучавшая своего спутника, с удовлетворением решила, что Билл стал бы, наверное, делать все это совсем иначе — если бы вообще стал вести себя так. Во всяком случае он никогда бы не облапил девушку, как это позволяет себе Берт, да и многие другие парни. Она невольно остановила взгляд на могучих плечах своего кавалера.
— Почему вас зовут «Большой Билл»? — спросила она. — Вы ведь не такой уж высокий.
— Пожалуй, — согласился он. — Во мне росту только пять футов восемь и три четверти дюйма. Должно быть, из-за моего веса.
— На ринге его вес считается за сто восемьдесят фунтов, — вмешался Берт.
— Ну, хватит, — резко прервал приятеля Билл, и его глаза потемнели. — Я вовсе не боксер. Вот уже полгода, как я не выступаю. Надоело. Игра не стоит свеч.
— Однако за тот вечер, когда ты сокрушил Слэшера из Фриско, ты получил двести долларов, — с гордостью заявил Берт.
— Сказал — хватит! Замолчи! Знаете, Саксон, ведь и вы не бог весть какая громадная, а? Как раз в точку: кругленькая и стройная. Держу пари, что я отгадаю ваш вес.
— Вряд ли. Многие старались, да ничего не вышло, — ответила Саксон; она не знала — радоваться, что он бросил бокс, или жалеть об этом.
— Только не я, — отвечал он, — я на этом собаку съел. Вот погодите, — Билл окинул ее критическим взглядом, и было ясно, что он не просто оценивает ее сложение, но и восхищается ею. — Подождите минутку!
Он перегнулся к ней и пощупал ее бицепс. Девушка почувствовала, что рука, сжавшая ее мышцы, — крепкая и честная рука. И она вздрогнула. В этом полумужчинеполумальчике было что-то обаятельное и влекущее. Если бы ей так сжал руку Берт или другой парень, она бы только рассердилась. Но Билл!.. «Может быть, он и есть тот самый?» — спрашивала она себя. Но тут он прервал ее мысли, высказав свое заключение:
— Ваша одежда весит не больше семи фунтов, а отнять семь от… ну, скажем, от ста двадцати трех, — словом, ваш вес сто шестнадцать фунтов без одежды.
Мери воскликнула с упреком:
— Слушайте, Билл Роберте! О таких вещах не говорят, это не прилично.
Он посмотрел на нее с возрастающим недоумением.
— О каких вещах? — спросил он, наконец.
— Ну вот опять! Бессовестный! Посмотрите, вы заставили Саксон покраснеть.
— Вовсе нет! — возразила Саксон с негодованием.
— А если вы. Мери, будете продолжать в том же духе, — проворчал Билл, — я, пожалуй, покраснею. Мне кажется, я знаю, что хорошо и что дурно! Дело не в том, какие слова мужчина говорит, а что он при этом думает. А я не думаю ни о чем дурном, и Саксон это знает. Ни у нее, ни у меня и в мыслях нет того, о чем думаете вы.
— Ой-ой! — воскликнула Мери. — Час от часу не легче! Я никогда не думаю о гадостях.
— Стой, Мери! Замолчи! — решительно остановил ее Берт. — Зачем говорить зря? Билл себе никогда подобных вещей не позволит.
— Тогда не надо так грубо выражаться, — настаивала она.
— Ну ладно. Мери, перестаньте, не сердитесь, и довольно об этом, — отрезал Билл и повернулся к Саксон. — Ну что, угадал?
— Сто двадцать два, — отвечала она, задумчиво глядя на Мери. — Сто двадцать два с одеждой.
Билл расхохотался, Берт тоже.
— Как хотите, — запротестовала Мери, — но вы ужасны! Вы оба, да и ты тоже, Саксон. Вот уж никогда бы про тебя не подумала.
— Послушай, детка, — вкрадчиво начал Берт, и его рука обвилась вокруг ее талии.
В своем притворном возмущении Мери резко оттолкнула его, но затем, боясь, что ее поклонник обидится, принялась подтрунивать над ним и дразнить его. Она снова пришла в хорошее настроение, его рука вернулась на прежнее место, и, склонившись друг к другу, они зашептались.
Билл степенно продолжал разговаривать с Саксон.
— А знаете, у вас все-таки чудное имя. Я никогда не слышал, чтобы кого-нибудь так звали. Но оно хорошее. Мне нравится.
— Меня мать так назвала. Она была образованная и каких только мудреных слов не знала. И вечно сидела с книгой, чуть не до самой смерти. А сколько она писала! Я нашла ее стихи, напечатанные очень давно в газете, которая издавалась в Сан-Хосе. Саксы — это был такой народ, — она мне все рассказала про них, когда я была маленькой. Они были дикие, как индейцы, только белые. У них были голубые глаза и белокурые волосы, и они были страшно воинственные.
Пока девушка говорила, Билл сосредоточенно слушал, и глаза его не отрывались от ее глаз.
— Никогда про них не слыхал, — сознался он. — Они, что же, жили где-нибудь тут в окрестностях?
Она рассмеялась.
— Нет. Они жили в Англии. Это были первые англичане, а вы ведь знаете, что американцы произошли от англичан. Мы ведь все саксы — вы, я. Мери, Берт. Словом, каждый, если только он настоящий американец, а не какой-нибудь даго note 1 или японец.
— Мои предки издавна жили в Америке, — начал Билл, медленно обдумывая все то новое, что она ему о себе рассказала. — По крайней мере предки моей матери. Они высадились в Мэне сотни лет тому назад.
— Мой отец тоже из Мэна, — радостно прервала его Саксон. — А мать родилась в Огайо, вернее — там, где теперь находится Огайо. Она обычно звала это место Великой Западной Резервацией. А кто был ваш отец?
— Не знаю. — Билл пожал плечами. — Он и сам не знал, да и никто не знал, хотя отец был чистокровный американец.
— У вас настоящая староамериканская фамилия, — сказала Саксон. — И сейчас в Англии есть известный генерал по фамилии Роберте. Я в газете читала.
— Но ведь фамилия моего отца не Роберте. Он не знал своих родителей. Роберте — фамилия золотоискателя, который усыновил его. Вот как было дело. Во время войны с индейским племенем модоков очень многие из золотоискателей и поселенцев приняли в ней участие. Роберте командовал таким отрядом. И вот после одного сражения было взято очень много пленных, среди них оказались женщины, дети и даже грудные младенцы. Один из этих малышей и был мой отец. Ему было тогда, вероятно, около пяти лет, и он умел говорить только по-индейски.
Саксон всплеснула руками, и ее глаза заблестели.
— Индейцы держали его в плену!
— Так предполагают. Потом многие припомнили, что это племя за четыре года до того перебило целую партию орегонских поселенцев. Роберте усыновил мальчика, и вот почему я не знаю настоящей фамилии отца. Но уж через прерии-то он прошел, можете быть уверены!
— Мой отец тоже, — сказала Саксон с гордостью.
— И моя мать, — добавил Билл дрогнувшим голосом. — Во всяком случае она родилась в повозке, возле реки Платт, когда ее родители миновали прерии.
— А моей матери, — сказала Саксон, — было восемь лет. Волы выбились из сил, и ей пришлось большую часть дороги идти пешком.
Билл протянул ей руку.
— Давайте вашу лапку, детка, — сказал он. — В судьбе наших родителей очень много сходного, и мы все равно что старые друзья.
Глаза Саксон засияли, она протянула ему руку, и они обменялись торжественным рукопожатием.
— Разве это не чудесно? — пробормотала она. — Мы оба от того же старого американского корня, и если уж вы — с вашими глазами, цветом волос и кожи и так далее — не сакс, то не знаю, кого и назвать саксом! И к тому же вы герой!