— А вот я тебе сейчас морду набью! — заорал он с бешенством; но вдруг выражение его лица изменилось — губы распустились в улыбку и в сердитых глазах засветилась радость.
— Так это вот кто! — сказал он. — А я и не знал, что это вы так толкаетесь. Я видел, как вы тогда поколотили «Свирепого Шведа», хотя дело было решено в его пользу.
— Нет, не видели, приятель, — шутливо ответил Билл. — Вы видели, как здорово меня отлупили в тот вечер. И решение было совершенно правильное.
Ирландец совсем просиял. Он намеревался своей ложью польстить Биллу, но тот так горячо опроверг ее, что это только усилило его преклонение перед молодым боксером.
— Что верно, то верно, драка была жестокая, — согласился он, — но и вы в долгу не остались. Как только освобожу руку, я пожму вашу и постараюсь, чтобы вашей даме стало посвободнее.
Потеряв всякую надежду на то, что толпу удастся оттеснить, судья выстрелил в воздух из револьвера — это был сигнал. И тут начался сущий ад. Саксон, защищенная двумя рослыми мужчинами, стояла достаточно близко, чтобы видеть играющих. Участники двух состязавшихся команд изо всех сил тянули канат, их лица побагровели, суставы затрещали. Канат был новый, руки по нему скользили и жены и дочери, прорвавшись вперед, набирали полные горсти земли и посыпали канат землею, чтобы мужчины могли крепче за него ухватиться.
Какая-то толстуха средних лет в пылу азарта сама ухватилась за канат и стала тянуть вместе с мужем, ободряя его громкими выкриками. Наблюдатель из другой команды оттащил толстуху, несмотря на ее протестующие вопли, но, получив по уху от одного из ее соратников, упал, как бычок, от удара. Не удержался и его противник: сильные мускулистые женщины поспешили на помощь к своим мужьям. Тщетно судьи и наблюдатели просили, уговаривали, кричали, грозили кулаками. Мужчины и женщины из публики бросались к канату и помогали тянуть. Это уже не команда состязалась с командой, а Окленд с Сан-Франциско, это была борьба всех против всех. Руки ложились на руки в три этажа, лишь бы где-нибудь уцепиться за канат. А те, кому никак не удавалось ухватиться, лупили по зубам наблюдателей, силившихся оторвать постороннюю публику от каната.
Берт визжал с упоеньем. Мери в ужасе прижималась к нему. Люди падали, и их топтали ногами. Пыль поднималась тучей, а над толпой стоял бешеный и бессильный рев и крик мужчин и женщин, тщетно рвавшихся к канату.
— Безобразие, форменное безобразие, — бормотал время от времени Билл и, хотя отлично видел, что творится вокруг, продолжал, поддерживаемый ирландцем, спокойно выбираться вместе с Саксон из толпы.
Наконец, одна из команд победила. Побежденных вместе с канатом и добровольцами проволокли по земле, и они исчезли под обрушившейся на них лавиной зрителей.
Выведя Саксон из свалки и оставив ее в более безопасном месте и под защитой ирландца, Билл вновь нырнул в людское месиво. Через несколько минут он вынырнул оттуда с Бергом и Мери: Берт был в крови от удара по уху, хотя по-прежнему весел, а Мери, вся измятая, была, казалось, близка к истерике.
— Разве это спорт? — повторяла она. — Это стыд, стыд и позор!
— Давайте-ка скорей выбираться отсюда, — сказал Билл. — Потеха только начинается.
— Ах, подожди, — просил Берт, — я бы за такое зрелище не пожалел отдать восемь долларов! Да не только восемь, а что хочешь. Я давно не видел столько синяков и разбитых физиономий.
— Ну, лезь обратно и наслаждайся, — отозвался Билл. — Я поведу девочек вон в ту сторону, на холм, оттуда мы отлично все увидим. Только смотри, как бы эти черти тебя не разукрасили, если ты попадешься им в лапы.
Давка кончилась почти мгновенно: с трибуны, расположенной на краю спортивного поля, кто-то прокричал, что начинаются бега для мальчиков, и огорченный Берт присоединился к Биллу и обеим девушкам, расположившимся на склоне холма.
Состоялся бег для мальчиков и для девочек, для молодых женщин и для старых, для толстяков и для толстух, бег в мешках и бег на трех ногах note 2. Бегуны мчались по беговой дорожке под рев аплодирующих зрителей. Недавняя свалка была уже забота, и в толпе опять царило добродушнейшее настроение.
Пять молодых людей присели на корточки, вцепившись кончиками пальцев в землю, и ожидали сигнального выстрела, чтобы сняться со старта. Трое из них были в носках, двое других — в подбитой шипами беговой обуви.
— «Бег молодых людей, — прочел Берт в программе. — Всего один приз
— двадцать пять долларов». Посмотрите на рыжего в башмаках с шипами, — вон тот, второй с краю. На него ставит Сан-Франциско. Это их фаворит, за него держит пропасть народу.
— А кто, по-вашему, выиграет? — спросила Мери, полагавшаяся на исключительные познания Билла в области атлетики и спорта.
— Откуда я знаю? Я их вижу первый раз. По-моему, все хороши. Пусть победит достойнейший, это главное.
Выстрел раздался, и пятеро бегунов ринулись вперед. Трое из них отстали с самого начала. Первым шел рыжий, а за ним, у самого его плеча, черноволосый, и вопрос мог идти только относительно этих двоих.
Но, сделав полкруга, черноволосый обошел рыжего и повел бег, причем было ясно, что он до конца удержит первое место. Он обогнал рыжего на десять шагов, и тому не удавалось ни на дюйм сократить это расстояние.
— Молодец! — обрадовался Билл. — Он еще совсем свеж, а рыжий уже выдыхается.
Держась неизменно на десять шагов впереди рыжего, черный пришел к финишу первым и под оглушительные приветствия коснулся грудью ленточки. Однако слышались и возмущенные возгласы.
Берт ликовал.
— Ага-а! — закричал он, пожирая победителя глазами. — Утерли нос Фриско? Теперь будет потеха! Смотрите! Ему хотят сделать отвод. Судьи не выдают деньги. А вон за ним идет вся его партия. Ого-го! Я уж давно так не веселился!
— Отчего же они ему не платят, Билл? — спросила Саксон.
— Партия Фриско обвиняет его в том, что он профессионал, — ответил Билл, — Вот они и спорят. Но это несправедливо. Каждый из них бежал ради денег — значит, все они профессионалы.
Толпа волновалась, спорила и шумела перед судейской трибуной. Это было ветхое двухэтажное сооружение, причем второй ярус не имел передней стены, и было видно, что находившиеся там судьи пререкаются между собой так же горячо, как и толпа внизу.
— Начинается! — закричал Берт. — Вот нахалы!
В сопровождении десятка приверженцев черноволосый взбирался по наружной лестнице на балкон трибуны.
— Они с казначеем приятели, — сказал Билл, — видите, тот платит ему; некоторые из судей согласны, другие возражают. А вон идет и партия рыжего. — Он повернулся к Саксон с успокаивающей улыбкой. — На этот раз мы во-время убрались оттуда. Там, внизу, через несколько минут будет жарко!
— Судьи хотят, чтобы он отдал деньги обратно, — пояснил Берт. — А если он не отдаст, «рыжие» отнимут их. Смотрите, они уже до него добираются.
Победитель держал бумажный сверток с двадцатью пятью долларами серебром, высоко подняв его над головой. Приверженцы, окружив его, отшвыривали тех, кто пытался вырвать у него деньги. Драка еще не началась, но возня все усиливалась, и шаткое сооружение, наконец, дрогнуло и покачнулось. Из толпы, окружавшей победителя, раздавались самые разнообразные восклицания:
— Верни деньги, пес!
— Держи их, Тим!
— Ты их честно выиграл, Тим!
— Верни, грязный вор! Дружеские советы перемешались с непечатной бранью. Столкновение грозило перейти в свалку. Сторонники Тима совершенно запарились, приподнимая его так, чтобы тянувшиеся к нему жадные руки не могли достать до свертка. Один раз он на мгновенье опустил руку, затем поднял снова, но бумага все же разорвалась, и Тим последним отчаянным усилием вытряхнул из нее деньги, которые пролились серебряным дождем на головы стоявших внизу людей. Затем начались долгие и скучные споры.
— Скорее бы кончали, мы могли бы хоть разочек еще потанцевать. Тут совсем не весело, — сказала Мери.
Судейскую трибуну с трудом очистили от народа, распорядитель подошел к краю балкона, поднял руку и призвал к молчанию. Сердитый ропот внизу затих.
Note2
В этом состязании участники бегут парами, причем две ноги партнеров связаны между собой.