Наталья Ивановна оглядела себя, будто впервые увидев.
– Ну и ну! Я еще и платье-то не надела! – и она убежала, цокая каблучками.
Денис Дмитриевич извиняюще развел руками.
– Давайте за стол. Наташа, когда увлекается, обо всем на свете забывает. Но семеро одного не ждут, – и громко скомандовал в сторону кухни: – Дашуня, мы ждем!
Из неприметной двери выскочила улыбающаяся женщина в годах с объемным подносом. Демид Павлович заторопился ей навстречу. Забрал поднос, поставил его на стол. Я думала, что Дашуня – это уменьшительно-ласкательное от Дарьи, но, судя по чуть раскосым глазам поварихи и оливковой коже, это было ее полное имя.
Мама принялась помогать сгружать с подноса принесенную еду и распределять по столу. Дашуня еще раз пять шустро сбегала с подносом туда-сюда, прежде чем к нам спустилась хозяйка дома.
На Наталье Ивановне было длинное платье из какого-то плотного матового шелка. Вместо смешной култышки на голове элегантный свободный узел, и даже на лице присутствовал неброский макияж. Вот ведь скорость! У меня бы так никогда не получилось. Или просто большой опыт?
Она снова с надеждой поводила головой туда-сюда, кого-то высматривая. Не увидев, досадливо прикусила губу и села во главе стола, как и положено хозяйке.
Все было очень вкусно. Прямо как в элитном ресторане, даже лучше. На похвалу она отмахнулась:
– Это все Дашута. Нам с ней очень повезло. Она с нами вот уже десять лет. Повариха от Бога. Как я еще в двери пролезаю, непонятно. Никогда от ее стряпни отказаться не могу. Съедаю все до последнего кусочка.
Это было кокетство чистой воды, потому что Наталья Ивановна была очень даже стройной дамой. Впрочем, мама тоже.
Они обе были очень симпатичны. Красивые, ухоженные, улыбчивые и притягательные. Одним словом – очаровательные. С ними было очень приятно. Недаром их мужья смотрели на них с откровенным восхищением и даже какой-то гордостью.
Я положила на тарелку необыкновенной красоты большую тарталетку с экзотическим салатом и примеривалась, как сподручнее отделить от нее кусочек, когда дверь хлопнула и в столовую ворвался высокий парень.
Все вздрогнули. Я тоже. На мгновенье мне показалось, что это Красовский. Та же стать, то же упрямое выражение лица.
– Ма, па, привет! И тете Ксюше с дядей Денисом аналогично! А это кто с вами? – энергия из него била ключом. – Просто куколка!
Меня перекосило. Опять куколка? Да сколько можно!
Видимо, мое лицо сказало о многом, потому что и Наталья Ивановна и Демид Павлович начали хором:
– Маша не куколка! – посмотрели друг на друга, рассмеялись, и продолжил уже один Демид Павлович: – Маша будущий врач, как и мама. Она и сейчас в больнице работает. И непросто в больнице, а в реанимации. Что это такое, ты и сам понимаешь, – и сказал, уже обращаясь ко мне: – Это Родион, наш младший. Как видишь, Маша, жутко шебутной. На последнем курсе МГУ учится.
Он не сказал, на каком факультете, но мне это было и неинтересно. Мне такие самоуверенные парни никогда не нравились. Вспомнив о Красовском, вынужденно поправилась: почти.
Родион непринужденно поставил стул рядом со мной, устроился поудобнее, набросал на тарелку все, до чего смог дотянуться, и принялся закидывать в себя все подряд. Когда он таким макаром оприходовал вторую тарелку и принялся за третью, я удивилась. И куда в него столько входит? Вроде худой. Все сгорает из-за интенсивного движения или не в коня корм?
Проглотив третью тарелку, Родион спросил у меня, наелась я или нет. Услышав, что да, предложил провести по особняку.
– У нас много интересного. Не как в музее, но все же.
Пришлось подняться и выйти с ним. Вслед нам полетели взгляды, полные тайной надежды. И зря.
Мы не успели дойти до второго этажа, как Родион меня предупредил:
– Маша, ты не надейся меня охмурить. Это глупо. Я по жизни волк-одиночка.
Я довольно кивнула.
– Это хорошо, что ты на меня не запал. Будешь приятным исключением.
Он аж споткнулся и внимательнее на меня посмотрел. Я рассматривала высокую вазу в древнекитайском стиле, стоящую в углу коридора на высоком круглом столике.
– На тебя что, все западают? – недоверчиво уточнил он.
На эту глупость я отвечать не стала, хотя, признаю, сама же его и спровоцировала. Но надо же как-то спустить его с небес на грешную землю?
– И вообще, я ищу свой идеал! – пафосно провозгласил он и с намеком посмотрел на меня. Понятно, я под это понятие не попадаю. Что ж, это только приятно.
Ваза была очень красивой, до нее даже дотронуться было страшно.