- Смотри! - больно сжали Велди плечо. - Не смей отворачиваться, ты должна видеть то же, что и я! Гляди, вот оно... вот оно, правосудие! Вот она, справедливость для всех!
- Нет, нет, пожалуйста, не надо... - чуть не плача, простонала девочка. Крики все не смолкали, хотелось зажать уши, а лучше бежать отсюда во всю прыть и никогда даже близко не подходить к западной стене.
- Ты будешь смотреть, малявка... Будешь! Открой глаза! Сейчас же открой! - боль в плече стала нестерпимой и Велди волей-неволей пришлось подчиниться, чтобы надзиратель ослабил хватку. Мужчина, стоящий с ней рядом, совсем не был похож на прежнего Ал'адара. Он ликовал. Он смеялся страшным смехом, он кричал что-то неразборчивое, мешая понятные девочке слова с незнакомыми. Старик спокойно глядел на него снизу вверх и девочка, несмотря на высоту, хорошо видела, какие у него ясные голубые глаза в обрамлении морщин. За узкой спиной его мерно вздымались копья. Наконец, достигнув высочайшей ноты, вопль убиваемого оборвался и стало вдруг очень тихо.
- Приговор свершен, - кивнул в этой тишине головой седовласый. - Больше нам здесь делать нечего. Забирайте тело и идемте.
- Хорошая работа, ничего не скажешь! - захлопал в ладоши Ал'адар. Велди ощутила, как бьет ее крупная дрожь и как-то отрешенно подумала, что если старший из палачей решит расквитаться с дерзким, того не спасет никакая стена. Разум ее отказывался принимать происходящее. А мужчина все не унимался: - Вы были так убедительны, мастер Шенк, что я едва не поверил! А вы-то, вы сами верите в свои слова, а? Ответьте, прошу вас!
- Я помню тебя, - невпопад произнес старик, все так же спокойно взирая на Ал'адара. - Ты все еще жив и даже обрел новое пристанище, тебя допускают к детям и, должно быть, доверяют. Что ж... Хорошего сторожевого пса завела себе эта школа.
А потом развернулся и молча ушел. На этот раз без фокусов, просто по берегу реки. Его подчиненные безмолвно двинулись следом. С плеча одного из них свисал покрытый бурыми пятнами куль.
Когда процессия скрылась за поворотом стены, из надзирателя словно разом выпустили весь воздух. Он медленно опустился на колени, закрыл лицо руками и долго так сидел, раскачиваясь понемногу из стороны в сторону и что-то бормоча. Велди хотелось спрятаться, забыть обо всем увиденном, но мысли теснились в голове, перед глазами стояло лицо так и оставшегося безымянным светловолосого, а в ушах - его предсмертный крик. Она сама не замечала, что давно уже плачет, сжавшись в комочек и не в силах сделать ни единого движения. Душа разрывалась на части.
- Послушай... - раздался вдруг совсем слабый, но ясный голос и колена Велди коснулась рука. - Скорее иди к лекарю. Скажешь ему, что я нездоров. У меня лихорадка...
Девочка не сразу сообразила, чего от нее хотят, а даже сообразив, решилась взглянуть в лицо мужчины не сразу и только сжав покрепче зубы, чтобы те не выбивали дробь.
Ал'адар вновь прежний, это она поняла сразу. Совсем измученный, посеревший и вправду выглядящий больным, но прежний. Ни следа недавнего безумия, только боль и страх в темных глазах. Те же боль и страх, что мучили саму Велди. Это придало девочке немного сил.
- Хорошо... - прошептала она. - Я сейчас...
- Вот, возьми, - мужчина дал ей свою собственную бирку, позволяющую свободно путешествовать по школе и за ее пределами. - Только не говори... никому... больше...
Велди кивнула и на негнущихся ногах двинулась к лестнице. Рассказывать о таком, заново переживая увиденное, она бы сейчас просто не смогла.
В школьном дворе никто не слышал криков, а быть может не обратил на них внимания за шумом ученических забав. Мир на глазах девочки разлетелся вдребезги, чтобы срастись заново уродливой пародией на себя самое, однако этого не заметила ни одна живая душа. Не сменило цвет вечное небо, не покоробилась земля. Никто не толпился внизу, не спешил расспросить очевидицу и она, спрыгнув в траву с третьей или четвертой ступеньки, побежала к Фаркону, на ходу вытирая мокрое лицо рукавом. Еще на полпути вниз со стены девочка услышала какой-то нечеловеческий клекот, доносящийся сверху. Казалось, будто смертельно раненая птица плачет там, изливая в мир тоску и боль. Чаще всего повторялось среди переливчатых звуков незнакомого языка одно слово, запавшее Велди в память и часто потом, наравне с другими страшными воспоминаниями этого вечера, заставлявшее ее просыпаться посреди ночи мокрой от пота.