Все это какое-то странное самоутверждение ее очень беспокоило.
Кристина была уверена, что не готова стать женой султана.
Хейл спокойно положил вилку и нож на тарелку, вытер салфеткой рот и довольный откинулся на спинку стула.
— Замечательно, дорогая. Это был царский ужин.
— Боюсь, что десерта не будет.
— Не обязательно. И почему я не подумал о ликере после ужина?
Кристина заглянула в буфет.
— У меня, по-моему, здесь есть немного бренди.
Она достала бутылку «Кристиан Бразерс» и пару миниатюрных бокальчиков.
— Это замечательное вино, — сказал Хейл с нежной улыбкой.
Он вытянул ноги и зажег свою благоухающую сигару, пока Кристина разжигала огонь в камине. Когда она села и взяла свое спиртное, он приподнял бокал.
— За тебя, Тина. Ты прекрасно перенесла все тяготы жизни. Я действительно очень за тебя беспокоился. Хотел помочь, но ты решила справиться сама. Не был уверен, что у тебя это получится, но ты прекрасно выглядишь.
— Спасибо, Хейл. Очень долгое время я и сама не была в этом уверена. Ведь когда твоя жизнь разбивается, у тебя нет возможности отрепетировать спасение. — Она бросила на него короткий печальный взгляд и отпила бренди. — Мне не хотелось перекладывать на тебя все свои беды.
Он отбросил извиняющийся тон.
— Ты проделала одна трудный путь, но, я думаю, что мог бы помочь тебе сейчас... Хоть чем-нибудь, Тина. Я не смог забыть тебя и никогда не думал о тебе, как о принадлежащей кому-то другому. Ладно. Все в порядке, — сказал Хейл, и, перехватив ее напряженный взгляд, перевел разговор на другую тему.
Кристина и не заметила, как стала рассказывать ему о жизни в этой пустыне, о том, как она нашла Горниста, о догадках Барта Девлина насчет кости, которую нашла собака, и об исчезновении Фрэда Бегли.
Здесь его брови приподнялись.
— Рискованно жить в таких забытых Богом местах, как это. Но ты не беспокойся, наверняка есть какие-то мирские объяснения всему этому. Может быть, кость не этого старика.
— Кэл Хокинс тоже так говорит, и, в конце концов, это было давно и не имеет ко мне никакого отношения.
— Кэл Хокинс прав, кто бы он ни был.
— Они с женой расположились в Монументе; мы видели их трейлер, когда останавливались открыть ворота, помнишь? Они замечательная пара. Они простые люди.
— Мужчина, который любит свою жену, — замечательно, — сказал Хейл и закрутил свои усы, придав им забавную форму. — Я боялся, что у моей привязанности есть соперник.
— Он не в моем вкусе, — усмехнулась Кристина.
— А есть еще кто-то, а? — настаивал Хейл, видя ее шутливый протест. — А как насчет этого бродяги? Он в твоем вкусе?
— О небо! — вздохнула Кристина. — Даже если бы он и был в моем вкусе, я совершенно его не интересую. Для него не может быть ничего приятнее, как увидеть меня, покидающей это место. Он считает, что я оскверняю его драгоценный Монумент.
Хейл засмеялся.
— Этот Пигмалион действительно никогда не променяет макушки этих заброшенных гор на такую хорошенькую девушку. У него, должно быть, ужасный вкус.
Их старые взаимоотношения, похоже, стали налаживаться, и Кристине нравилось подшучивать над Хейлом. Когда их разговор перешел в игру «помнишь, когда», она ощутила, что ей уже не так больно вспоминать Дэвида. Возвращение в прошлое было больше приятным, чем болезненным.
Наконец, Хейл посмотрел на часы.
— Половина двенадцатого. Похоже, мне пора, Тина? — многозначительно сказал он в надежде, что ему возразят.
— Боюсь, что так, Хейл. Это был удивительный вечер, и я искренне тебе благодарна за то, что остановился повидать меня.
Он пристально посмотрел на нее.
— Думаю, что я останусь на день или два. Постараюсь понять, почему этот край держит тебя в своих тисках, и дам тебе время обдумать то, что я сказал. Это важно для меня, Тина, очень важно.
Охмелевшая от вина и бренди и от воспоминаний у камина Кристина даже не пошевелилась, когда он взял ее одной рукой за подбородок и поцеловал медленно и чувственно. Поцелуй становился все более страстным, и она отпрянула.
— Неподдающаяся девственница, — пробормотал Хейл.
Ее охватила вспышка ярости.
— А чего ты ожидал от безрассудной вдовы?
У него был растерянный взгляд.
— Нет, все не так... Ты не знаешь себя так, как знаю тебя я, Тина. Я смогу разбудить тебя, заставить поверить в себя. Прямо сейчас, если бы я хотел... если бы я был импульсивным мужчиной... Я способный любовник...
— Не сомневаюсь. У тебя было достаточно практики.
Хейл улыбнулся. Она перевела дыхание и отвернулась от него.
— Жаль, что ты так искусно отвергала меня все эти годы. На это были определенные причины. Я просто не мог быть настойчивым с тобой. И потом, конечно, ты держала дистанцию в то время...
— Позволь, я наброшу свитер и провожу тебя до ворот.
— Это не обязательно. Я могу их объехать. Там в одном месте есть дыра.
— О, нет, — вздрогнула она, — ты помнешь овощи и повредишь землю. Это же Национальный парк!
Тут же опомнившись, она подумала, что у нее это прозвучало прямо, как у Барта Девлина.
Кристина открыла ворота, и Хейл вышел из машины.
— Как, черт побери, я свяжусь с тобой? У тебя нет телефона; я не смогу подъехать к дому...
— Ты можешь доехать до цепи, а остальное пройти пешком.
— Пешком? Это место совсем тебя погубило, Тина!
— Здесь всего-то полтора километра, — она шутливо свела брови. — Тебе это будет раз плюнуть.
— Хватит, женщина! Ты знаешь, что это не мой вид спорта. Проведем завтра вместе ланч, раз ты отказываешься от завтрака. Я думаю, здесь найдется местечко, где можно заказать что-нибудь, кроме фасоли с блинами?
— Откуда ты знаешь, что я не буду настаивать на фасоли и блинах?
— Встретимся, Тина?
— Хорошо, договорились.
— Значит, в час у меня.
Он хотел ее обнять, но Кристина отступила назад.
— Спокойной ночи, Хейл.
Глава седьмая
Расправляясь с утренними делами, Кристина размышляла над предложением Хейла. Над предложением и тем, что за ним стояло: развлечения, роскошь и любовь. В жизни Хейла это было основным, и он щедро мог всем поделиться.
Что же касалось пробуждения, это была другая сторона медали. Был ли интерес Хейла к ней только вызовом, желанием взять наконец реванш в затянувшемся завоевании? Или она затронула в его душе какие-то струны, которые при их встречах всегда дрожали? Не показалось ли ей, что после жизни «с музыкой, икрой и шампанским» он вдруг страстно возжелал тишины и домашней пищи только с хлебом и маслом?
А если это было так, могла ли она ответить тем же или хотя бы испытать его хваленые способности любовника. Она вспомнила его поцелуй, его мягкие и сильные руки, и как задрожали ее губы и руки в поисках ласки, и как по спине пробежал нервный холодок, и горячая волна желания превратила ее худощавое тело в нечто легкое нежное и невесомое... Кристина призналась себе, что отклик ее женского начала после года одиночества был ей совсем не неприятен.
И тут же на нее нахлынула невероятная тоска. Это было похоже на эхо жизненных весен, но не более. А большего ей не хотелось. По крайней мере, так Кристине казалось сейчас. Может быть, сегодня, когда она увидит его снова, что-то поможет тайным мыслям и чувствам проснуться и тоненькими ручейками, неслышно и неуловимо слиться в огромный поток любви и страсти.
Хейла трудно было понять и трудно было определить их отношения еще и потому, что она ничего не знала о его прошлом. За все время их знакомства он ни разу не упомянул о том, что произошло с ним до того, как он открыл магазин в Беверли Хилз, а это был не один десяток лет. Все было так, как-будто он попал в этот мир взрослым, без детства, без родителей, без учебы. Хотя ранняя молодость Кристины и прошла в разъездах, привязанность к семье была сама собой разумеющейся, и именно в семье она всегда находила поддержку.