— Да нет. Хейл написал раз или два, но я не ответила — мне нужно было полностью отойти от всего, что было там, внизу.
— Да? У меня было такое впечатление, что ты его пригласила.
— Нет... он решил поехать в Лас-Вегас и просто остановился по пути. Я была удивлена, увидев его. — Она решила не объяснять подробности теперь, когда все, — что бы там ни было у нее с Хейлом, — закончено.
Он кивнул и молчал весь оставшийся путь.
Когда Кристина открыла дверь, Горнист запрыгал вокруг нее, поскуливая и стараясь лизнуть в лицо. Она села за стол и обняла его. Она знала, что ему нужно было вновь обрести уверенность в том, что его не бросили. Наконец, радостный и довольный, он выбежал во двор.
Кристина осторожно потрогала синяк на руке, задетый его лапой, и состроила гримасу:
— Кажется, он мне рад.
Любовавшийся ими Барт спросил:
— Скажи, где его еда, и я приготовлю, пока ты примешь горячий — именно горячий — душ, он снимет усталость.
Волны усталости снова накатили на нее, и она не возражала. Пока он открывал банку с мясом и смешивал его с перловкой, в душе лилась вода. Наблюдая, как Горнист жадно ест, Барт размышлял над тем, что узнал от Кристины.
Временами у нее бывал злой язык, но она была находчива и сострадательна, а в ее хрупком тонкокостном теле была здоровая крепкая основа. Слава Богу, что Кристина совсем не похожа на ту высокомерную городскую девушку, какой показалась ему в самом начале. В ней, как в женщине, было как раз то, что он искал в Милли, а он был слишком неопытен тогда и видел то, чего не было.
Барт резко прервал свои размышления, со вздохом напомнив себе, что она была также молодой вдовой, и, видимо, все еще горевавшей по мужу. Или же она была из тех, кто готов увлечься любым более менее интересным мужчиной — Филлипс, Альварадо?..
«Но какое ему до всех этих подробностей дело, он ведь убежденный холостяк», — думал Барт.
Кристина появилась в чистеньком узорчатом халате, с полотенцем на голове. Она выглядела ослепительно чистой, несмотря на синяк на щеке и темные круги под глазами. Но Барт видел усилие, с которым она держалась на грани изнеможения. Заправив керосином лампы и плиту, он сказал на прощанье:
— Закрой за мной дверь и отправляйся прямо в постель, Хелен Фарренс придет к тебе утром, и я тоже загляну. А пока надо спать.
Она кивнула, но когда он был уже у двери, робко позвала:
— Барт... Спасибо.
Он подошел к ней и пожал ее протянутую ладонь обеими руками. Ни слова не говоря, нежно провел пальцем по ее щеке и подбородку. Их глаза встретились...
— Спокойной ночи, Кристина, — и он быстро вышел.
Барт подождал снаружи, услышав, как она повернула ключ в замке, посмотрел на окна и сквозь шторы увидел, что Кристина поднимает лампу и уходит из кухни. Он медленно побрел к своему пикапу, несколько долгих минут сидел за рулем, раздумывая не развернуть ли сложенное за сиденьем одеяло и не устроиться ли в машине на ночь. Однако никаких явных признаков опасности не было.
«Неужели я стал похож на ловца заблудших упрямиц с большими карими глазами и храбро выпяченным подбородком?» — с негодованием подумал он и, резко повернув ключ зажигания, поехал прочь от Стоун Хауса.
Глава четырнадцатая
Кристина проспала десять часов. Один раз ей приснилось, что она падает в бездну, и она проснулась от собственного крика. Она немного полежала, ее била дрожь, пока прикосновение холодного носа Горниста к щеке не вернуло ее к действительности. Она погладила его бархатистые уши и, когда он вернулся на свою подстилку, она снова заснула, успев с удовольствием заметить отблеск луны на передатчике Барта. Больше кошмары ее не мучили.
Солнце уже было высоко, нагревая комнату трепещущим золотым светом, когда она открыла глаза и попробовала расправить затекшие руки и ноги. Горнист подбежал с лаем к двери, и секунду спустя она услышала звук подъезжающего автомобиля.
«Это должно быть Барт», — подумала она, смутившись нахлынувшей радости, и поспешила накинуть халат. Но вместе со стуком раздался женский голос:
— Миссис Вилз? Это Хелен Фарренс.
Кристина открыла дверь и увидела привлекательную, с проседью в волосах женщину сорока с чем-то лет, одетую в ковбойском стиле, с большой хозяйственной сумкой. У нее было лицо феи с веселыми глазами и заразительная улыбка, сбежавшая с лица при виде Кристининых синяков и ссадин.
— Ого! Ли сказал, ты сама догадаешься, но я и представить себе не могла... Вы уверены, что вам не надо показаться врачу?
— Это только выглядит хуже, чем есть на самом деле. Все только снаружи.
Хелен Фарренс оглядела ее задумчиво, затем улыбка вновь осветила ее лицо.
— Ладно. Думаю, вам лучше знать свое самочувствие, — и стала разгружать свою сумку.
— Вот арника. Может, я старомодна, но думаю, это одно из лучших средств от болячек и синяков. Почему бы вам не натереться немного, пока я приготовлю завтрак?
Кристине нравилась Хелен, нравились ее живость и энергия, сдержанная, но искренняя забота о том, кого она прежде никогда не видела.
— Спасибо, сейчас попробую. Вы знаете, как обращаться с плитой?
Хелен засмеялась.
— Дорогая моя, за двадцать с лишним лет замужества я готовила в заповеднике на всех изобретенных когда-либо плитах, включая лист железа над лагерным костром.
Кристина намазалась арникой и переоделась, а уловив вкусный запах кофе и бекона на сковородке, вдруг почувствовала волчий аппетит.
— Пахнет чудесно, — сказала Кристина, входя на кухню.
— Тогда садитесь и не церемоньтесь, — Хелен наполнила обе чашки и порезала принесенный кофейный пирог. — Я позавтракала раньше, посижу за компанию, чтобы вам не было одиноко, — и отломила кусочек пирога.
— А каково это, быть замужем за лесничим? — как бы невзначай спросила Кристина.
Хелен облокотилась о стол и посмотрела на Кристину поверх чашки.
— Зависит от человека, конечно. С Ли никогда не знаешь, что будет дальше. Помимо повара, домохозяйки и шофера, ему нужен ковбой, сиделка для потерявшихся детей, пораненных животных и птиц и...
— Скалолазов, — вставила Кристина.
— И для них тоже, — согласилась Хелен. — Я очень рада тому, что сумела закончить медицинские курсы. Мы были счастливы здесь, пока не случилось это. Мне жаль вашего друга.
Кристина кивнула, не желая говорить о том, что произошло. Хелен вновь наполнила чашки и продолжала:
— В заповеднике хорошо жить. Мне бы не хотелось лучшего. Все время на природе и не обращаешь внимания на социальное положение и всякую такую чепуху, на что ловится так много женщин. А, кстати, мужчины, работающие здесь, более чувствительны, добры и заботливы.
Кристина взглянула на нее с удивлением. Она не думала об этом. Но, наверное, так оно и есть.
— А что теперь мне делать? — спросила Хелен.
— Правда, ничего. Я чувствую себя не так плохо, как можно подумать, и размяться немного полезно. Сейчас покормлю собаку, — ответила Кристина и открыла дверь вернувшемуся с утренней пробежки Горнисту.
Она приготовила миску с крупой, посыпав сверху кусочками бекона и яйцом, которые не смогла доесть. Хелен вытерла стол и подлила воды для мойки, поглядела через плечо и усмехнулась над Горнистом:
— Он всегда ест с таким энтузиазмом? Симпатичный. Давно он у вас?
Кристина взяла полотенце и, вытирая посуду, рассказывала историю Горниста. Она подумала о том, что приятно было бы иметь такую подругу, как Хелен Фарренс. Скорбь после потери матери вылилась в легкую боль одиночества, которую не могла смягчить дружба с соседками или женами коллег Дэвида, которые были полностью погружены в домашний быт или озабочены повышением социального статуса.
— Я приготовлю вам постель, — сказала Хелен, выжимая полотенце и развешивая его над краном. — Одно дело пройтись, но много напрягаться пока — это слишком. А как у вас со стиркой? — добавила она, когда они вошли в спальню и Кристина стала приводить в порядок туалетный столик.