Я рискнул включить подсветку и взглянуть на часы. Прошло только тридцать секунд. Этак за те два часа, через которые я могу ждать помощи — и то, если мой сигнал был получен, — минует целая вечность, а тем временем крузо… Мои чувства напряглись, зато мысли вновь побежали куда-то далеко.
Люди пристрелили первого же крузо, которого встретили: они так испугались, что забыли все, чему их учили. С тех пор крузо всегда первыми открывали огонь — по крайней мере старались, — игнорируя наши запоздалые усилия установить контакт.
Мне казалось, что мои размышления об извечной проблеме универсального галактического кодекса были недолгими, но, когда я снова взглянул на часы, семьдесят минут исчезли невесть куда.
Я застыл, будто меня заморозили. За это время охотник десять раз мог найти меня и убить — он даже успел бы сбегать домой за своими собаками! И органы чувств не спасли бы меня, поскольку мой разум витал далеко. Ведь даже сейчас, напрягая их в страхе, я слышу лишь стук собственного сердца, шум собственной крови в ушах и, кажется, даже движение молекул воздуха внутри моего шлема.
Чего я не сделал, сказал я себе, так это попытки подумать о крузо логично и методически.
У него есть оружие, подобное моему, и по крайней мере три вида зарядов.
Он мог приволочь его от своей ниши до кромки расщелины секунд за сорок, а то и меньше: он наверняка быстрый бегун, сколько бы у него ни было ног; и с большой вероятностью можно предположить, что у него есть реактивный ранец.
И он стрелял в мини-радар. Думал, что это коммуникатор? Оружие? Или какой-то робот, столь же опасный, как человек?
Постепенно мое сердце перестало бешено колотиться, рев крови в ушах поутих, и в ту же минуту я услышал тихое цоканье — звуки передавал каменный грунт. Цок-цок, цок-цок, цок, цок, цок — и с каждым разом немного громче.
Я щелкнул прожектором и увидел, что по полу предыдущего пузыря по направлению к моему шагает серебристый паук, похожий на широкое блюдо с зеленой каемкой и четырьмя опалесцирующими глазами. Его висячие жвала были похожи на зазубренные и загнутые внутрь лезвия ножниц.
Я выстрелил машинально, одновременно упав на спину. Пузырь паука заполнился ярким фиолетовым светом, к которому тут же добавился зеленый. Две взрывные волны одна за другой обрушились на меня и опрокинули навзничь.
Но это задержало меня меньше чем на секунду. Вспышки осветили отверстие в потолке моего пузыря, и как только я вскочил на ноги, сразу же прыгнул, к нему.
Я не забыл, что прыгать надо не резко. Ухватившись правой рукой за черную кромку отверстия, я втянул себя в пузырь, который был над моим. Здесь в потолке дыры не наблюдалось, зато по бокам были две, и я прошел в ту, что была больше.
Так я и двигался от пузыря, к пузырю. Все они были похожи друг на друга, и везде я выбирал самый высокий проход: рано или поздно я окажусь внутри пузыря без второго выхода и буду вынужден возвращаться. Хотя бы осмотрюсь здесь сначала. Прожектор я не выключал.
Я прошел семь, а может, семнадцать пузырей прежде, чем смог успокоиться и начать думать о том, что же произошло.
Тот паук почти наверняка не был моим крузо — таких понадобился бы целый отряд, чтобы тащить всю его артиллерию. И, разумеется, он не был неизвестным науке и теоретически невозможным членистоногим, способным жить в вакууме. Будь это так, экзобиологи были бы крайне удивлены, а я имел бы полное право уписаться от восторга. Нет, наиболее вероятно, что это был робот, действующий по программе «найти и уничтожить». Восемь ног — оптимальное количество, как и восемь рук. А его челюсти — способны ли они продырявить броню скафандра? Возможно, этот робот был просто своего рода собачкой для одинокого изгнанника. Ко мне, Паучище!
А второй взрыв? Либо это крузо стрелял в пузырь с другой стороны, либо паук нес бомбу, чтобы взорвать ее при контакте со мной. Отличное применение домашней собачке! Я нервно хихикнул. Наверное, все-таки проще будет думать, что это был «только» робот.
И на этой мысли — я был тогда в девятом или девятнадцатом по счету пузыре — стекло шлема о внутренний стороны неожиданно запотело. Я задыхался и обливался потом, влагопоглотитель скафандра работал на пределе. Казалось, я очутился в самом сердце густого тумана. Даже черная стена позади меня была еле видна. Я включил подсветку. Прошло семьдесят две минуты. Я погасил подсветку и сделал одну вещь, на первый взгляд довольно странную.
Я осторожно попятился, прижался к стене настолько, насколько позволил скафандр, и прикладом свифта размеренно ударил о камень — десять раз. И замер, прислушиваясь.
Десять ударов подразумевали, что мы используем десятичную систему. Конечно, могли быть и другие варианты, но…
Я услышал шесть глухих ударов — в том же ритме, что и мои.
В какой постоянной у нас первая цифра — шесть? Если бы он начал с трех, я ответил бы единицей, и так далее, через разряд: Пи. А если бы с одного, я в ответ простучал бы четыре — и принялся вспоминать третью и четвертую цифры в квадратном корне из двух. Я мог бы принять его сигнал за продолжение ряда с интервалом минус четыре и стукнуть в ответ два раза — но как, скажите на милость, он простучал бы мне минус два? Ну почему я не начал сразу выстукивать простые числа? Конечно, квадратные корни всех целых, да и всех действительных чисел от тридцать семи до сорока одного начинаются с шестерки, но как угадать, какое из них?..
Внезапно я услышал цоканье…
Мой прожектор снова ярко светил, туман под шлемом рассеялся. Я огляделся. Пузырь был пуст.
Все равно я удрал из него и двинулся дальше, по-прежнему стараясь лезть вверх, где это было возможно. Но теперь расположение проходов не слишком этому способствовало. На каждый ведущий вверх приходилось два ведущих вниз, и лабиринт пузырей становился все запутаннее. Я хотел уже возвращаться, но тут мне снова почудилось цоканье. Пузыри уменьшались в размерах, и мне уже стало казаться, будто я плыву в твердой черной пене. Я утратил всякое понятие о направлении и поймал себя на том, что уже плохо представляю себе, что значит «вниз». Что для психа лунная гравитация? Он ее и не почувствует. Я не выключал прожектор, хотя у, меня давно уже было ощущение, что его луч пляшет за десять пузырей отсюда. Прежде чем вступить в следующий, с дырой в самом центре, я внимательно осмотрелся; мне то и дело слышалось, будто кто-то твердит: «Шесть!» Шесть? Шесть! Очень похоже; а затем очень быстро — «семь-восемь-девять-пять-четыре-три-два-один-ноль. Как бы вы простучали «ноль» в десятичной системе? Вот и я так решил: вы простучали бы «десять».