Получив очень охотное согласие, Северус занялся лечением в полную силу: теперь, когда ему не надо было утаивать свою сущность, он мог развернуться во всю свою волшебную мощь. Из сумки на свет были извлечены откровенно волшебные снадобья и мази, от применения коих рана затянулась буквально на глазах и полностью зажила. К немалому удовольствию и восторгу Элронда. Да что там, Северус даже сапог починил чудодейственным Репаро! Отчистил от крови и подал эльфу.
— Эй, малец! Мы их поймали, а что с ними делать — не знаем, — раздалось между тем сзади. Северус обернулся — дементоры в масках и ярких накидках цепко держали сбежавших бродяг. Видок у них был…
— Вы что, их поцеловали, что ли? — осведомился он, уловив явные признаки частичной обездушенности. Ирмо с Аулэ обменялись взглядами, пожали плечевыми суставами и, дружно кивнув, сыто икнули.
— Но они невкусные, — на всякий случай сообщил Аулэ.
— Вы же не дементоры? — поинтересовался Северус, зная теперь об Элронде.
— Нет, мы не дементоры, — подтвердил Сулиме, который доселе не проронил ни слова. — Мы валар: я Манвэ Сулиме, этот в зеленом — Аулэ, а в красном — Ирмо. Ещё где-то здесь пасется Верба. Где её Эру носит? Вы двое, Вербу тут по пути не видели?
— Видели, — пьяненько покачнулся Ирмо. — Она пошла искать мальчика.
— Вот глупышка, — покачал головой Элронд. — Надеюсь, здесь нет опасных хищников?
— А кто она? Сколько ей лет? — спросил Северус.
— Молодая самка меарх, сколько лет — не знаю…
— Так меарх-то кто?!
— Э… Лошадь, — Элронд вспомнил и перевел на английский вестронское слово. И повторил вопрос: — Так хищники тут водятся?
— Хуже! Здесь водятся люди, которым вольная лошадь как бельмо на глазу, и они не успокоятся до тех пор, пока не поймают и не пристроят в конюшню, — заверил Северус.
— Не думаю, что она легко дастся в руки, — с сомнением произнес Элронд.
— Тогда её пристрелят как агрессивное дикое животное.
Элронд посмотрел на ногу, сопоставил ранение со словом «пристрелят», и рывком поднялся.
— В таком случае Вербу надо догнать и остановить, пока она не попала в беду.
Взглянул на Снейпа и тепло улыбнулся.
— Благодарю за помощь. Нога совсем не болит! Могу ли я узнать твое имя, молодой майа?
— Северус Снейп, — назвался тот.
И они все вместе рванули за чересчур самостоятельной лошадью. Ведь в этом мире животным опасно передвигаться самовольно, люди такие боязливые существа, чуть что не так, и всё, по их мнению, катится в Тартарары. В том числе и бесхозная лошадь, в полном одиночестве скачущая по обочине дороги.
Примечание:
Наши дёмушки по неопытности не усосали бандитов полностью, так что люди их найдут, живых, но со слегка поехавшими крышами. Власти решат, что они спятили и сами же застрелили своего подельника, вследствие чего определят бродяг в Бедлам на принудительное лечение.
Часть 4. Похищенный сын
С тех пор как мальчику сказали, что его родители погибли в автокатастрофе, Гарри перестал мечтать о том, как в доме Дурслей появится какой-нибудь его родственник, далекий и неизвестный, и заберет его отсюда. Но теперь, когда стало стопроцентно известно, что мама с папой умерли, а его единственной родней на всём белом свете оставались тётя Петунья и дядя Вернон с их сыном Дадли, ему придется окончательно смириться с тем, что есть…
Шестой год жизни выдался для Гарри очень тяжелым, ведь он подрос, и тётка сочла его достаточно окрепшим, чтоб взвалить на подкидыша работу потяжелее. Для неё это было в порядке вещей: раз этот никчемный мальчишка столько лет жрал кровный хлебушек, то пусть теперь отрабатывает свое проживание под крышей их дома!
И в маленькие, детские, неокрепшие ещё ручонки мальчика недалекая тётка всунула тяжелую неповоротливую швабру, высотой с неё саму, и свирепо скомандовала:
— Мой пол, и чтоб чисто!
Гарри помыл. А пользуясь тем, что мегера ушла в ванную, вымыл пол очень тщательно, три раза сменив тряпку. В первый раз-то он всё размазал. Вот и пришлось попотеть, чтобы линолеум заблестел и на нём не осталось никаких грязных разводов. Мойка посуды, стирка носков — всё это тоже вменилось в обязанности племянника. С носками ладно, их для начала хотя бы замочить можно, а потом и постирать не противно. А с посудой Гарри всегда был предельно внимателен — ни одну чашку не разбил за всё время своего существования в доме Дурслей. Потому что видел, насколько хрупки фаянс и фарфор с хрусталем. Видел своим странным, необъяснимым зрением структуру некоторых предметов.